Путаные и неопределенные ответы Кабакова на вопросы о том, что предшествовало взрыву и как он чувствовал себя в госпитале, его последующая замкнутость — все это мешало ей составить верное представление о серьезности полученной им черепной травмы и о возможных последствиях. А сейчас, спрашивая и слушая, она получала достоверную картину психического состояния пациента. Судя по всему, он был в полном порядке: не наблюдалось ни частичной амнезии, ни синдрома Корсакова, словом, ни одного из тех грозных признаков, которые свидетельствуют о необратимых нарушениях в головном мозге. Расспросы не вызывают раздражения, возбудимость нормальная, и эмоциональные реакции адекватны. В целом можно считать, что контузия на его психику не повлияла. Отрадно.
Довольная полученными результатами и сделанными выводами, Рэйчел отвлеклась от формы и сосредоточилась на содержании, на подробностях событий, излагаемых Кабаковым. Отныне он и Рэйчел были уже не пациентом и врачом, а равноправными партнерами и соратниками.
Кабаков завершил свой рассказ, назвав две проблемы, не отпускавшие его ни на миг уже несколько дней — кто этот американец и где террористы планируют нанести удар? Он умолк и тут же ощутил смутный стыд, как будто она увидела его плачущим.
— Сколько лет было Музи? — негромко спросила Рэйчел.
— Пятьдесят шесть.
— И его последние слова были: «Главный — американец»?
— Да, так он и сказал. — Кабаков не понимал, какую дополнительную информацию она собирается извлечь из этой детали.
— Хочешь услышать мое мнение?
Он кивнул.
— Я думаю, что ваш американец — мужчина старше двадцати пяти лет, белый, не еврей.
— Откуда вы знаете?
— Я не знаю, а предполагаю. Именно человека, описанного сейчас мной, скорее всего назовут просто «американцем». Вероятно, он не очень молод, иначе пожилой Музи воспринял бы его как «парня» или «мальчишку». А будь он евреем, латиноамериканцем, чернокожим или арабом, хотя и гражданином США, Музи сообщил бы об этом в первую очередь. В его глазах национальность наверняка определялась расой. Вы с ним говорили только по-английски?
— Да.
— Ну вот, видите. Если бы речь шла об американке, Музи сказал бы «женщина» или «американская женщина». В общем, слово «American», употребляемое в качестве существительного, в устах Музи могло обозначать только белого мужчину среднего возраста, к тому же не семита. Во всех других случаях «American» было бы прилагательным. Наверное, мои рассуждения кажутся вам чересчур академичными, но думаю, что я не ошибаюсь.
Восхищенный Кабаков связался с Корли и пересказал ему выводы Рэйчел.
— Что же, это сужает круг поисков примерно до сорока миллионов человек, — бодро заметил фэбээровец. — Ну, да ладно, хоть какая-то зацепка появилась, и то слава Богу.
Корли сообщил ему, что поиски лодки пока не принесли никаких результатов. Таможенники и нью- йоркская полиция уже проверили все верфи и пристани на Сити-Айленд, а их коллеги из Нассо и Суффолка тщательнейшим образом осмотрели каждую посудину на Лонг-Айленде. Полиция штата Нью-Джерси опросила всех судостроителей на побережье, агенты ФБР посетили лучших корабельных мастеров — таких, как легендарный Рибович, Трампи и Хаккинс. Не осталась без внимания ни одна верфь, но все было тщетно. Получить какую-либо информацию о беглой яхте не удавалось.
— Лодки-лодки-лодки... — задумчиво проговорила Рэйчел, узнав об этих безуспешных поисках.
Она занялась приготовлением обеда, а Кабаков, стоя у окна, смотрел невидящими глазами на залитый солнцем снег. Он упорно искал какую-нибудь параллель, которая позволила бы связать нынешнее дело с прежними. Самая верная параллель — сходство в технических деталях. Где и когда происходили подобные инциденты? Внезапно он вспомнил доклад — один из тысяч, прошедших через его руки за последние шесть лет. Там тоже упоминалось о бомбе, подложенной в холодильник, как и в доме Музи. Перед мысленным взором Кабакова возникла папка старого образца, прошитая по корешку. Значит, это случилось до 1972 года — позже в Моссад вообще отменили брошюровку документов, чтобы облегчить микрофильмирование... Потом разбуженная память преподнесла еще один сюрприз — он припомнил собственное творение, специальную инструкцию для коммандос, составленную несколько лет назад. В ней говорилось об установке и обезвреживании мин-ловушек и, в частности, о ртутных взрывателях[11]. Впоследствии пришлось выпустить специальное приложение, после того как федаины пристрастились к дистанционным взрывателям и прочим электронным штучкам.
Но о чем конкретно шла речь в том старом докладе? Промучившись с полчаса, Кабаков изнемог в борьбе со склерозом и начал составлять текущее донесение в штаб-квартиру Моссад. Тут-то его и осенило.
Сирия, 1971 год. Агент израильской разведки погиб при взрыве дома в Дамаске. Заряд был, как удалось установить, не особенно крупный, но холодильник разнесло на куски. Совпадение или тот же почерк?
Кабаков набрал номер израильского консульства и продиктовал телеграмму.
— В Тель-Авиве сейчас только четыре часа утра, — заупрямился дежурный связист. Видимо, ему хотелось проявить самостоятельность.
— А во всем мире осталось всего двести зулусов, мой друг, — елейным тоном ответствовал Кабаков. — Интересный у нас разговор, правда? Но боюсь, что так мы долго его не закончим. Отправьте-ка лучше телеграмму.
Не обращая внимания на холодную декабрьскую морось, Мошевский долго и придирчиво выбирал такси. Он пропустил мимо три «доджа» и наконец увидел то, что требовалось — большой пикап, медленно двигавшийся в плотном утреннем потоке машин. Его салон достаточно просторен, и Кабакову не придется сгибать забинтованную ногу. Памятуя об осторожности, Мошевский велел шоферу остановиться за полквартала от многоквартирного дома, где жила Рэйчел, и подождать. Через минуту появился Кабаков. Морщась от боли, он быстро проковылял к машине, плюхнулся на заднее сиденье рядом с Мошевским и назвал адрес израильского консульства.
Подчиняясь предписаниям доктора Боумен, он немного отдохнул за последние дни и теперь с удвоенной энергией стремился к действию. Конечно, связаться с консулом можно было и по телефону, но разговор требовал повышенной секретности. У Кабакова возник новый план, осуществимый лишь при дипломатической поддержке. Идея заключалась в том, чтобы по просьбе Тель-Авива госдепартамент США обратился за помощью к русским. Естественно, подобное предложение Кабаков мог сделать лишь при деятельном посредничестве консула Телля. Идти на поклон к Советам было крайне неприятно и унизительно, но исключительная важность дела заставляла забыть о профессиональной гордости.
Еще весной 1971 года КГБ организовал специальный отдел, занимавшийся техническим оснащением «Черного Сентября». Связующим звеном стала «Аль-фаттах», полевая разведка палестинских боевиков. По мнению Кабакова, КГБ вполне мог располагать информацией о готовящемся взрыве.
До сих пор русские помогали только врагам Израиля. Однако теперь, после заключения новых соглашений по разрядке между Востоком и Западом, их позиция в ближневосточном конфликте уже не столь непримирима, как прежде. А в вопросе о террористах, окопавшихся в США, КГБ способен пойти и на сотрудничество с американскими властями. Но обращение к Москве должно исходить от самих американцев. Роль Кабакова была сейчас чисто консультативной — он мог только рекомендовать израильскому правительству предпринять соответствующие шаги. Он всегда ненавидел кого-либо о чем-либо просить, но эту челобитную обязательно напишет сам, не перекладывая ответственность на консула. Кабаков решил поклясться, что пластик, доставленный террористами в США — советского происхождения. Плевать, так это на самом деле или нет. Скорее всего, американцы не станут разбираться и подтвердят его слова. Тогда русские волей-неволей будут вынуждены включиться в расследование.
Зачем такое огромное количество взрывчатки? По-видимому, арабам удалось обнаружить какую-то очень выгодную и легкодоступную цель на территории Соединенных Штатов. Но что же это за цель? Вот здесь-то и могла пригодиться помощь КГБ.
Надо полагать, сейчас ячейка «Черного Сентября» изолирована даже от партизанского руководства в Бейруте. Шумиха с фотографией наверняка заставила террористов затаиться и прервать все контакты с арабским миром. Следовательно, обнаружить их логово будет дьявольски трудно. А оно должно быть где-то