казалось, думал, что наш брак – уже решённый вопрос. Он пытался занять всё моё время на любых собраниях стай. Однажды я провела весь День памяти [45], притворяясь, что у меня острый эпидемический конъюнктивит [46], лишь бы держать Ли подальше от себя. У него хорошие намерения, да только он тупой, как пень, и в голове у него водятся какие-то странные идеи относительно того, какие права он получит, став моим мужем. Казалось, Ли считал, что я просто передам ему бразды правления моей стаей. Будто бы я жду предложения от такого большого и сильного мужчины, чтобы мне никогда больше не пришлось утруждать мою маленькую головку раздумьями о том, что есть на завтрак или выходить ли на улицу.
Очевидно, он никогда не обращал внимания на то, что я говорю.
Если бы Ли не являлся любимым племянником дяди Фрэнка, я бы набила ему морду и отправила на все четыре стороны. Но дядя Фрэнк, брат моего отца, всегда был чувствительным по отношению к своему положению в стае. Он возмущался из-за того, что Купер взял на себя роль альфы в таком молодом возрасте, и чувствовал, что ему самому не дали шанса. В какой-то степени это было даже смешно, поскольку он вообще не участвовал в состязании. Дядя Фрэнк протестовал – и громко – когда Эли принял роль лидера вместо Купера, и поэтому стал постоянной занозой в заднице нового альфы. Веря в то, что в один прекрасный день я стану женой Ли и предоставлю ему какую-то власть в стае, под моим руководством он вёл себя тихо. Поэтому я смирилась с Ли и его идиотскими заигрываниями, и развлекалась, применяя к нему физическую силу всякий раз, когда он пытался до меня дотронуться.
– Я хотела спросить, а в этой туше лося был какой-то смысл? – поинтересовалась Мо.
– Помимо «фу»?
– Ли официально начал переговоры, претендуя на лапу Мэгги, – сказал Купер. Его глаза радостно сверкали.
Я фыркнула, стиснув зубы.
– Это так оскорбительно и совершенно в его духе. Он не должен был приходить к тебе, чтобы разговаривать обо мне. Он должен был прийти ко мне. Я ваша альфа, а не наоборот. Не говоря уже о том, что он огромная заноза в моей заднице. И я никогда, никогда… никогда не выйду за него замуж.
– Не выйдешь, даже если он будет последним оборотнем на земле, способным дать тебе потомство? – подколол меня Купер.
Я зарычала.
– Он должен быть самым последним, – уточнила я. – К тому же, я изучу возможность искусственного оплодотворения.
Купер чуть не подавился своим пирогом, пытаясь не смеяться.
– Я рада, что ты получаешь удовольствие, – пролаяла я.
– Да, это действительно так, – произнёс Купер. – Но просто, чтобы ты знала: я сказал ему, что если он хочет жениться на тебе, то ему придётся разговаривать об этом с тобой. На что Ли только пожал плечами и ответил, что так и сделает.
– Ну, это будет совершенно бесполезно. А теперь я ухожу, – заявила я им. – А вы наслаждайтесь теми долгими, долгими оставшимися до утра часами, ни один из которых не потратите на сон. И я говорю это вовсе не в позитивном смысле.
– Это подло, – сказал мне Купер. Я высунула язык и помахала рукой Мо.
Выйдя, я сделала вид, что собираюсь тихонько закрыть за собой дверь, но в последнюю секунду изо всей силы захлопнула её. Я досчитала до трёх и услышала, как заплакал ребёнок.
Но как раз перед тем, как обратиться в волка, я услышала, как Мо пробормотала за дверью:
– Если бы мы перебрались в Австралию, когда я предлагала, проблем бы не было.
На следующий день Ник мне так и не позвонил. И от придумывания ему оправданий я перешла к воображаемым сценариям, в которых его переваривал медведь.
Я пробежала мимо жилища Сьюзи Куинн, возвращаясь домой от Купера и Мо… лишь потому, что было по пути. Но, увидев тёплый уютный свет в окнах, остановилась. Села на землю на краю леса и ощутила себя гадкой маньячкой. И всё же это не помешало мне ощутить некое умиротворение, поскольку я сидела здесь, зная, что Ник внутри, в безопасности и комфорте. Когда мы с Купером в прошлом году снова стали разговаривать, он рассказал мне о своей навязчивой привычке пробегать мимо дома Мо, будучи в изгнании, и о том, что именно тогда ощутил покой – впервые с тех пор, как покинул долину. По его словам, мозг словно гнал его туда каждую ночь, просто чтобы Купер мог побыть рядом с Мо.
Несколько лет Купер переживал из-за того, что покинул дом, а с Мо увидел проблеск спокойствия. И когда они перестали вести себя, как идиоты, и признали, что без ума друг от друга, это умиротворение стало частью его повседневной жизни.
Понаблюдав вечером за домом Ника, утром я проснулась, чувствуя себя спокойно и расслабленно. Обычно после пробуждения я думала о том, что мне нужно успеть сделать за день. Сознанию не терпелось начать действовать. Но сегодня, как только мои глаза открылись, я ощутила… полагаю, лёгкость. Я потянулась под одеялом и улыбнулась в подушку, наслаждаясь ощущением обволакивающего меня спокойствия.
Вот дерьмо.
Я заставила себя выпрыгнуть с постели и проделать обычный утренний ритуал в попытке вернуть себе свой типичный образ и ощущения. Знаю, что это звучит, как одно из отстойных, с претензией на психологизм, изречений Мо, но в отсутствие обычного волнения я чувствовала себя слегка не в своей тарелке. Ведь я никогда не осознавала, какому давлению подвергаю себя. Признаться, мысль о том, что Ник каким-то образом просветил меня, расстраивала.
Моё внутреннее самоистязание было прервано, когда мой кузен Уилл просунул поседевшую каштановую голову в дверь моего кабинета. Уилл был одним из моих дерзких двоюродных братьев, быстрым на колкости и ещё более быстрым на атаку, если под угрозой находился член стаи. Он женился на Энджи, девушке со светлыми волосами из стаи, что обитала в окрестностях Сиэтла, и стал отцом двух белобрысых мальчуганов – единственных волчат мужского пола, родившихся в нашей стае за последние пять лет.
– Эй, Мэгги, – сказал Уилл, бросив мне мешочек знаменитого овсяного печенья с изюмом от Энджи. Я открыла пакет и вдохнула восхитительный пряный аромат, прежде чем бросить одно печенье в рот. Энджи славилась тем, что распихивала дюжины печений в карманы пальто Уилла, прежде чем он уходил на весь день. Если бы он не женился на ней, то ему, вероятно, пришлось бы драться за неё с Самсоном и половиной мужского населения стаи только ради возможности лопать печенье. – Я просто пробегал вдоль восточной границы и увидел там туриста. Он показался мне довольно безобидным, но я подумал, ты захочешь знать.
– Блондин? – нахмурившись, спросила я и подняла руку намного выше головы. – Такой высокий? Выглядит, как страстный приставучий викинг?
– Не знаю, как и ответить на это, – покачав головой, произнёс Уилл и взял одно печенье, – чтобы ты позже не подшучивала надо мной. Но да, думаю, под описание подходит.
Я фыркнула.
– Он видел тебя?
– Нет, я двигался незаметно, – усмехнувшись, ответил он. – Я как ниндзя в меховой шкуре. Тихий, быстрый, а ум, как капкан. – Он постучал по виску и подмигнул мне.
– Да, капканы тоже страшные и опасные, – пробормотала я.
Он рассмеялся, и я отправила его домой. А сама сняла одежду, обратилась в волка и побежала в сторону восточной границы. Я могла и не быть такой же большой, как Самсон, или сильной, как Купер, но никто в стае не мог тягаться со мной в скорости. Тем не менее, бежала я легко и плавно, поскольку не хотела, чтобы Ник услышал моё приближение.
Он вообще соображает, что делает? Если забыть обо всей неучтивости приезда в мою долину – снова – а также не принимать во внимание его остановку в городе с целью дать нам знать, что он бродит по нашему заднему двору. Ведь предполагалось, что он должен был обойти восточный Уиллерский склон. Что же ищет Ник? Если он думает, что волк – это Мо, что же он делает здесь, вместо того, чтобы находиться в
