Со звуком, от которого ей становится не по себе, его рука снова погружается глубже. Слезы наворачиваются ей на глаза, волосы на висках становятся мокрыми от пота.
Доктор прочищает горло и медленно убирает руку.
— Все в порядке, — говорит он.
Вытирая слезы, Анна смотрит ему в спину. Гинеколог снимает перчатки и кидает их в ведро. Потом он садится за стол и начинает заполнять ее карту.
Боже, как жестоко, думает Анна, чувствуя, что схватки начинаются снова. Она убирает ноги с подставок и садится на край кресла. Она дотягивается до своей одежды и торопливо натягивает на себя трусы и брюки. Ей кажется, существует правило, согласно которому при осмотре должна всегда присутствовать медсестра, но она не знает, относится ли это только к семейным докторам или и к гинекологам тоже. Глядя, как врач что-то пишет в карту, она вспоминает о Кевине. Интересно, они знакомы? Наверняка. Ведь они коллеги, работают в одной и той же больнице. Может, они даже друзья? Этот осмотр был очень болезненным. Неужели он пытался погубить ребенка по просьбе Кевина? У нее снова схватка, и она сгибается чуть не пополам от боли.
Одевшись, Анна садится в кресло рядом со столом врача.
— Что ж, — говорит врач. Закончив писать, он кладет ручку.
Анна смотрит на карту, раздумывая, что он мог там написать, но слова неразборчивы. Написано много. Врач закрывает папку.
— Мои анализы крови готовы?
— Да. Все в порядке. Вам не стоило волноваться.
Он открывает папку и отодвигает верхний листок. Перелистывает еще один.
— Результат теста на ВИЧ — отрицательный. — Он берет другой листок. — Токсикология. Ничего не обнаружено. — Еще один листок. — И тут ничего. Все чисто. — Он складывает листочки и закрывает папку. Приветливо улыбается ей. — Поосторожнее с иглами в будущем.
— Хорошо.
— Приходите на прием через неделю. Или раньше, если хотите.
Он встает, идет к двери, открывает ее и ждет, вынуждая ее встать. Поднявшись, она осознает, что не может смотреть ему в глаза. Он касается его плеча, когда она проходит мимо.
«Или раньше, если хотите» — эти слова звучат у Анны в голове, когда она выходит в приемную, где сидит несколько женщин. Они провожают ее глазами.
Приближаясь к дому, она замечает белый фургон, припаркованный у двери. На боку у него нарисована эмблема и девиз телевизионной компании.
Анна едет дальше. У подъезда стоит какая-то женщина и наблюдает за улицей. Анна направляется в студию, чувствуя, что спазмы от схваток только усиливаются. Она вспоминает лицо врача во время осмотра, и у нее возникает подозрение, что он пытался спровоцировать у нее выкидыш. Кому можно пожаловаться на такое обращение с пациенткой?
Подъехав к студии, она издали осматривает пространство перед дверью. Вроде бы все чисто. Она припарковывает машину и идет мимо цветочного магазина к двери студии, перебирая связку ключей. Найдя наконец нужный, она вставляет его в замок.
— Привет, Анна, — произносит мужской голос рядом с ней.
Анна поворачивается и видит мистера Оливера, вышедшего на улицу в рубашке с коротким рукавом. Он держит одну руку за спиной.
— Привет, — отвечает она и вежливо улыбается.
— Как дела? — спрашивает он. Изо рта у него идет пар.
— Да так, ничего.
— Это вам. — Он вынимает из-за спины руку. В ней зажата красная роза. — В последнее время вас что-то не видно.
Анна улыбается и делает шаг ему навстречу, чтобы взять подарок.
— Спасибо. Вы очень добры.
— Не стоит благодарности. — Он кивает, его щеки горят от мороза. — У вас все хорошо?
— Да.
— Не поддавайтесь этому ублюдку! Вот и все, что я хотел сказать!
Анна улыбается и хмыкает:
— Ни за что!
Он кивает и сжимает руку в кулак:
— Стойте твердо!
— Постараюсь.
— Вот и хорошо.
Мистер Оливер снова кивает, словно в подтверждение договора, и поворачивается к двери магазина.
Анна рассматривает розу и снова поворачивается к двери студии. Повернув ключ, она заходит внутрь и запирает за собой дверь.
На втором этаже она меняет завядшую розу на новую и оглядывает студию. Ее охватывает чувство покоя, все, что волновало и тревожило, отступает на второй план. Ощущение благополучия непонятным образом придает ей силы. Она устраивает смотр своих работ. Некоторые уже закончены, другие на разных стадиях завершенности. Все свое детство и юность она боролась за право быть художницей, хотя сверстники довольно часто отворачивались от нее, считали неудачницей. Ей пришлось пережить и самодовольное глумление критиков, когда они в своем невежестве разносили ее работы в пух и прах, отказывая в таланте. Она всегда оставалась верна своей мечте. Хотя приходилось сражаться не только с внешними силами, но и внутренним голосом, мучившим ее бесконечными вопросами.
Успехи наделили упорством, вселили уверенность, что она сможет вырастить ребенка в одиночку. Она никогда и никому не позволяла вмешиваться в свое творчество, а ведь создание новой жизни — это самый главный творческий акт. Она чувствует, что ребенок принадлежит ей, и только ей.
Теперь она совершенно точно знает, что хочет его сохранить.
За квартал до здания суда Анна замечает толпу, собравшуюся перед его дверьми.
— Запомните, — повторяет адвокат, — говорить буду я.
Они идут пешком от адвокатской конторы, расположенной неподалеку на Уотер-стрит.
Когда они приближаются, Анна видит камеры и репортеров, не сводящих глаз с улицы, провожающих взглядом каждую проезжающую машину. Тут же стоят люди с плакатами.
Адвокат сжимает Анне руку и тут же отпускает. Они в двадцати футах от суда, когда один из репортеров замечает их, и остальные тут же поворачиваются в их сторону, будто повинуются неодолимому инстинкту.
Волна сфокусированной энергии обрушивается прямо на Анну, заставляя сердце биться чаще. Множество людей кидаются к ней, другие, стоя в стороне, с любопытством разглядывают ее. Через мгновение Анна оказывается в самом центре толпы. Адвокат что-то говорит перед камерами, до Анны доносятся лишь отдельные слова. Она читает надписи на плакатах и изучает фотографии эмбрионального диска, приклеенные к картонным табличкам. Среди собравшихся она замечает женщину с ребенком на руках и мужчину с младенцем в рюкзачке.
Когда адвокат закончила говорить и двинулась дальше, взяв Анну за руку, репортеры начали выкрикивать ее имя; трудно притворяться, что ты ничего не слышишь, — репортеры так настойчивы. Ей кажется, она должна им что-то сказать, но не знает, что именно. Наверное, поэтому адвокат велела ей молчать.
В здании суда еще больше людей. В фойе и обшитых деревянными панелями коридорах толпятся люди. Мужчины и женщины с фотоаппаратами пятятся, когда она идет по коридору, одна за другой срабатывают вспышки.
Адвокат ведет Анну к нужной им комнате, они заходят. Головы сидящих на скамьях поворачиваются в
