часа после выступления назначался обыкновенно первый получасовой привал, а спустя еще два часа - второй такой же привал. Шесть часов в день чистого походного движения, то есть 25-30 километров, составляли норму дневного перехода, но очень часто переходы делались длиннее. Войска разделялись на отдельные отряды, причем каждый из них состоял из трех рот, одной колонны носильщиков и полевого лазарета.
Передовой и тыловой отряды двигались в одном переходе впереди и сзади главных сил. В каждом отряде боевые роты со своими пулеметами находились впереди. Они имели при себе только самый необходимый патронный и санитарный груз и небольшие вьюки, по одному на каждого европейца. Аскари бодро маршировали вперед, вытянувшись прямо, как свечки, с ружьями на плечах, прикладом назад, как это издавна было в обычае у колониальных частей. Шла оживленная беседа, и, как результат многочисленных трофеев из неприятельских лагерей, везде дымились папиросы, Храбро маршировали вместе со всеми маленькие ученики-музыканты - подростки в форме аскари; большая часть из них несла свое имущество в узле на голове. Аскари доверчиво окликали меня на своем языке: 'Ямбо, бвана обас' (добрый день, полковник) или 'Ямбо, бвана генерали', а маленький музыкантский ученик выражал свою надежду поехать когда-нибудь в 'Улейа' (Европу) и в Берлин. Однако, развлекаясь болтовней, аскари в то же время зорко наблюдали за всем вокруг, и никакое движение в густом кустарнике не могло ускользнуть от их рысьих глаз. Головной изучал каждый след и мог по ним судить о движении и близости неприятельских частей.
Точно так же находились в строю и носильщики пулеметов, большей частью бравые ваниамунзи и вассукума. За ротами или отрядами следовали носильщики с грузом продовольствия, багажа, лагерных принадлежностей и с больными, которых надо было нести. Груз, весом около 25 килограмм, переносился на голове или на плече. Выносливость этих людей была огромна. Все они прочно сжились с войсковыми частями. Когда случалась нехватка продовольствия или неудачная охота, они только говорили 'хайзуру' (ничего не значит, в другой раз получим). Многие ходили босиком и часто с занозами в ногах. Иногда во время перехода кто-либо из них решительно вынимал свой нож и отрезал целый кусок мяса от поврежденной ноги, затем маршировал дальше. За носильщиками следовали женщины ('биби'). Многие аскари имели при себе во время похода жен и детей, многие из которых родились во время переходов. Женщины несли на голове 'мали' (собственность), свою и мужа, связанные в один узел. Часто они имели еще завернутого в платок маленького ребенка, который висел за их спиной, и из платка выглядывала курчавая головка. О защите и порядке у женщин заботился европеец или надежный старослужащий эфенди с несколькими другими аскари. Все любили пестрые и яркие краски, и после какой-нибудь крупной добычи все шествие, длиною в несколько километров, из-за пестрых платков приобретало облик карнавала.
Во время марша следовало заботиться о добывании продовольствия. Охотничьи патрули двигались через кустарник впереди или по сторонам колонны. Некоторые из их оставались с несколькими носильщиками поблизости от старых лагерных стоянок, если здесь появлялись следы или дичь. Другие патрули направлялись по следам людей в поиски деревень, чтобы раздобыть продовольствие там{50}.
По прибытии на лагерную стоянку четыре аскари и мой бой Серубили рубили ветки и делали стойки для палаточных полотнищ или для хижины из травы. Иногда устраивалась также высокая походная кровать из ветвей, которые покрывались травой. Скоро появлялся бородатый 'Баба', мой повар, и с озабоченным видом давал указания по устройству кухни. Прибывшие носильщики таскали воду, рубили своими топориками дрова и срезали траву. Охотничьи патрули приносили свою добычу, и скоро везде дымились кухонные костры.
Колонны носильщиков вымолачивали в деревнях зерно и доставляли его на бивуак. В 'киносе' (толстый деревянный сосуд) зерно толклось большими дубинами, и глухие удары слышались далеко в кустарнике. Доставлялись донесения, кроки местности, захваченные документы, и ящик, поставленный в тенистое место, заменял письменный стол. При более продолжительной стоянке устраивался стол из ветвей. По вечерам ели все вместе, по-товарищески, у огня; бои приносили ящики для сидения, а старшие командиры имели складные стулья. Затем все шли на отдых под москитную сетку и рано утром двигались дальше в неизвестность. Найдем ли мы продовольствие и хватит ли нам наличных скудных запасов до этой находки? Эти вопросы ежедневно вставали перед нами в продолжении недель и месяцев. Вечное передвижение не было одним сплошным удовольствием. Проезжая мимо войск, я однажды услышал о себе следующее замечания, вроде: 'Как, все еще дальше? Малый, право, родился в семье деревенского почтальона'.
Когда мы достигли устья реки Хиулези, затруднения по части продовольствия сделались так велики, а местность, которая до того считалась богатой, так изменилась, что я отказался от своего первоначального намерения держать все части вместе. Это казалось в данный момент бесполезным и в тактическом отношении. От англичан, если они следовали за нами, не приходилось ожидать настойчивого преследования крупными силами, из-за ежедневного удлинения их тыловых сообщений. Переданное мне через парламентера письмо английского главнокомандующего генерала ван-Девентера, в котором он предлагал мне сдаться, укрепило меня в предположении, что тот не ожидал нашего отступления и не мог в данный момент помешать вторжению в португальскую колонию. Ни он, ни раньше его генерал Смуттс не думали о том, чтобы предлагать нам сдаться в то время, когда обстановка складывалась для англичан благоприятно. Почему же делали они это при настоящем положении вещей или в сентябре 1916 года у Киссаки, когда обстановка была для нас безусловно хорошей? Ответить на этот вопрос было не трудно. Времени до наступающего в конца декабря периода дождей оставалось очень мало, а с началом дождей подвоз, который производился противником, главным образом, на автомобилях, должен был натолкнуться на непреодолимые затруднения. Времени на организацию нового наступления у него ван-Девентера не было.
Следовательно, мы могли без колебаний разделиться на несколько колонн. Временной потери связи между собой нечего было опасаться. Таким образом, отряд генерала Вале отделился и двинулся через горы Мкула, сам же я направился дальше вверх по реке Лудженда.
В указанном выше письме генерала ван-Девентера упоминалось также о сдаче капитана Тафеля. Это сообщение было для нас тяжелым и неожиданным ударом.
Когда генерал Вале в мае 1917 года отправился для руководства войсками у Линди, капитан Тафель принял на себя командование в Махенге. Для обеспечения богатого местными средствами Махенгского округа с севера он выделил отряд из нескольких рот под командой капитана флота Шенфельда. Этот последний сумел придать устойчивость своему маленькому отряду искусным использованием 10,5-см орудия; кроме того, он хорошо обеспечил свои части в обработкой полей и садов.
У среднего Рухудже был расположен также слабый отряд под командой капитана Аумана, а северо- восточнее Сонги в районе Ликуджу - отряд капитана Линке. Этот последний имел частые столкновения с неприятелем и страдал от недостатка продовольствия. Поэтому он постепенно отошел к северу в направлении на Мпонди. Здесь Линке был усилен двумя ротами и одним орудием, переведенными сюда из главных сил. Командование этим отрядом принял капитан Отто.
В августе 1917 года сильные английские и бельгийские части двинулись со всех сторон на Махенге. Капитан Тафель предвидел это и переправил свои продовольственные запасы из района Махенге на Мгангиру. 11 сентября Махенге было очищено. Хотя отдельные бои протекали все время благоприятно, но превосходство неприятеля становилось все-таки очень заметным, а недостаток боевых припасов делался все более чувствительным - особенно в ротах аскари, вооруженных большей частью ружьем 71 года с дымным патроном.
Позднее я узнал от капитана Отто, который пробился с патрулем отряда Тафеля и явился ко мне в декабре 1917 года в Хирумбу, что их группа войск двигалась на юг западнее Ливале тремя колоннами. При этом он имел несколько, большей частью удачных, боев в районе верхнего Мбемкуру и захватил большое количество боевых патронов. Затем он двинулся дальше на юг к реке Бангалле и, предполагая, что я нахожусь в районе Массасси, повернул на восток. Оказавшись южнее этого пункта, он узнал от туземцев, что прошло уже несколько дней, как немцы не дерутся севернее Ровумы. Тогда капитан Тафель повернул к Ровуме и переправился через нее около устья реки Бангаллы, так как рассчитывал найти продовольствие на южном берегу. Его запасы были совершенно истощены. Но он ничего не нашел и не подозревал, что на расстоянии около перехода высланный мною отряд Геринга захватил португальский лагерь Нампакешо и обнаружил в этом богатом районе так много продовольствия, что мог отлично просуществовать в течение 14 дней. Тогда капитан Тафель вернулся назад на северный берег Ровумы и сдался противнику.
Известие о сдаче капитана Тафеля, в то время когда мы так близко находились друг от друга и легко
