была по-европейски оборудованная кухня, и мы устроили общую столовую, как до настоящего момента это было в Неймоши. Своеобразие восточно-африканской обстановки требует, чтобы европеец имел там прислугу, по европейским понятиям многочисленную. Поэтому в походе почти у каждого было два по туземца-боя, которые ведали взятой с собой кухонной посудой и продовольствием, отлично готовили, пекли хлеб, стирали и таким образом придавали жизни в кустарнике большую часть того уюта, который в Европе можно найти в жилых домах. Я стремился возможно меньше ограничивать эти удобства, принимая во внимание силы, здоровье и настроение европейцев. Если же штаб все-таки предпочитал голой земле постройки, то это объясняется не стремлением к удобству, а необходимостью облегчить письменные работы и черчение.
Здесь, на плантации Ней-Штеглиц, нас застала поразительная новость, о прибытии в колонию второго вспомогательного судна с оружием, амуницией, несколькими тысячами снарядов для 10,5-см. кенигсбергских морских орудий, использованных теперь на суше, и другим военным материалом для нас. Пароход прибыл в бухту Суди, на крайнем юге побережья, и немедленно начал доставлять на берег свой груз. Несмотря на большое расстояние и употребление в качестве транспортного средства только носильщиков, груз был полностью использован войсками. При наличии многих неприятельских судов, блокировавших и обыскивавших наш берег и осведомленных о прибытии вспомогательного парохода, это был невероятный случай. После того, как груз был доставлен на берег, пароход снова ушел и, к немалому изумлению неприятеля, исчез. Когда при частых в Англии спорах между морским флотом и армией последнюю упрекали, что она не может справиться с нами, то моряков заставили замолчать правильным указанием на то, что они обязаны были не допустить подвоза противнику оружия и боевых припасов.
Запасы, доставленные вспомогательным пароходом, были направлены, главным образом, на Центральную железную дорогу и сложены у последней, либо поблизости от нее, поступив в распоряжение командования. При нашем недостатке соответствующей артиллерии было особенно важно получить возможность быстро перебросить прибывшие на корабле 4 полевых и 2 горных орудия.
Вспомогательное судно привезло также военные знаки отличия: железный крест 1-й степени для командира 'Кенигсберга' и так много 2-й степени, что ими могла быть украшена половина всего экипажа. Для колониальных войск был получен один только железный крест 1-й и один 2-й степени, предназначенные мне, и, кроме того, некоторое число знаков отличия для аскари. Лишь в сентябре 1916 года по беспроволочному телеграфу было получено сообщение, что награды, представленные командованием европейским солдатам, утверждены.
Глава третья. Отступление под натиском превосходных сил противника (Март апрель 1916 года)
Планы и предположения. Усиленная разведка со стороны противника. Приготовления к бою. Наступление против неприятельского охранения. Тяжелые потери. Новые сильные атаки противника (21 марта). Неудача контр-атаки. Тревожное донесение - неприятель в тылу. Отступление к Кисанджиру. Тревожное донесение оказывается ложным. Хорошее настроение войск. Положение гражданского населения. Бой и капитуляция 28 роты у Лолкизале (5 апреля). Переброска резерва. Сосредоточение войск к Центральной железной дороге
Майор Фишер, расположенный в нашем тылу со своими пятью ротами между Килиманджаро и Меру, отошел, под натиском превосходных сил противника, к Неймоши и был переброшен в Кахе. Находившийся в его подчинении капитан Ротгерд под сильным давлением неприятеля отошел со своей ротой и другим отрядом, силой также около роты, через Арушу в направлении на Кондоа-Иранги. Установления связи с ним можно было ожидать лишь спустя продолжительное время по проводу, проложенному от Додомы - Кондоа- Иранги к Умбулу. Очищение нами Неймоши отдавало неприятелю дорогу Тавета-Неймоши-Аруша. В связи с этим, последний получил возможность своими частями, направленными от Таветы через Арушу Кондоа- Иранги, вторгнуться вглубь колонии и здесь в крайне чувствительном для нас районе затронуть источники нашего снабжения; при этом ему не приходилось слишком опасаться нашего быстрого сосредоточения в окрестностях Кахе и Ней-Штеглица. Мы могли угрожать противнику только в случае нападения. Если бы мы стянули даже все роты из Танги и оставили там лишь самое необходимое прикрытие, то, со даже с четырьмя тысячами ружей не могли бы изменить слишком неблагоприятного для нас соотношения сил (1 к 7). Я не мог ожидать никакого успеха от нападения на неприятеля, не только более многочисленного, но и сильно превосходящего нас вооружением и к тому же находящегося на укрепленной позиции. Поэтому я не уступил просьбам некоторых командиров о наступлении; но это выражение смелого, воинственного настроения было для меня поддержкой в том тяжелом положении, в котором мы находились.
Мелкие действия, которые мы предпринимали патрулями и отдельными партиями против неприятельского лагеря, не давали существенных результатов, но, быть может, способствовали тому, что неприятель держал против нас главные свои силы, а не просто проходил мимо нас, не обращая внимания. Противник продвинулся от Химо на запад; наблюдались также большие облака пыли, которые тянулись к Неймоши и западнее. Большую же часть сил из района Химо противник повернул против нас. Подобная обстановка для начальника является чрезвычайно трудной, так как, не будучи хозяином положения, он вынужден отказаться от инициативы. Только самая точная разведка может обнаруживать слабые стороны противника, но для того, чтобы их использовать и снова вернуть себе свободу действий, нельзя терять ни одной минуты. Однако, к счастью, неприятель делал ошибки, которые могли быть использованы.
Воздушная разведка, при наличии густого кустарника и высокого леса, под защитой которых находился наш лагерь, едва ли могла дать противнику какие-нибудь сведения. Бомбы, сброшенные летчиками у Кахе, причинили лишь небольшие потери и не помешали проходившему через этот пункт подвозу наших запасов. Чтобы вызвать наш огонь, северо-западнее Ней-Штеглица опять появились знакомые уже нам английские всадники, действовавшие редкими и сильно растянутыми стрелковыми цепями. Наши роты, скрытые в кустарнике, были готовы атаковать, едва появятся более крупные отряды. Подобный контрудар был произведен поздно днем 18 марта; он имел успех. Чтобы основательно познакомиться с местностью наших будущих действий, постоянно высылались европейские патрули. Я также пользовался для этого каждой минутой, которой мог располагать. Сквозь чащу проложили дороги. Этим была создана возможность точно определить, к какому пункту хотят направить тот или иной отряд.
У большой дороги, ведущей от Химо к Кахе, сильные части противника сблизились также с отрядом Штеммермана, который близ Кахе занимал укрепленную позицию фронтом на север по обе стороны этой дороги. Неприятельские патрули вошли в непосредственное соприкосновение с нашим отрядом и тем самым искусно замаскировали передвижение противника. Таким образом, когда после полудня 20 марта я прибыл в отряд Штеммермана, совершенно не было ясно, что собственно происходит перед фронтом. Можно было предположить, что неприятель здесь только отвлекал нас, нанося удар в другом, более чувствительном для нас, месте. Подобный маневр был бы очень опасен, так как в необозримом кустарнике он мог быть обнаружен слишком поздно. Я решил отбросить неприятельское сторожевое охранение, находящееся перед нашим фронтом, и гнать его до главной позиции противника. Заранее было указано, что к часу ночи роты должны вернуться на свои прежние места; пулеметы были оставлены в наших окопах, во избежание их потери и для обеспечения нашей позиции.
Светила яркая, полная луна, когда головная рота попала под огонь по-видимому, со стороны неприятельского часового или патруля, который отошел. Дальше мы столкнулись с несколькими патрулями и затем около 5 километров севернее нашей собственной позиции добрались до крупных частей противника с пулеметами. Развившийся здесь очень сильный огонь показал нам, что мы натолкнулись на главные позиции неприятеля, штурмовать которые мне показалось делом бессмысленным. Оставив патрули, я снова отошел. В числе наших незначительных потерь были также три трудно заменимых ротных командира, из которых обер-лейтенант фон-Штош и Гроте через несколько дней умерли от ран, в то время как капитан Огар, потерявший ногу, вернулся на службу лишь спустя продолжительное время - когда ему была изготовлен протез.
Наш отход, который противник, вероятно, считал вынужденным, вселил в него уверенность, что он сможет на следующий день отбросить нас энергичным ударом. 21 марта атаки больших неприятельских сил на фронт отряда Штеммермана у Кахе закончились безрезультатно. Они были отбиты с тяжелыми потерями для противника, который состоял, главным образом, из южно-африканской пехоты. Наше 10,5-см орудие {34}, огонь которого направлялся с высоких наблюдательных пунктов, дающих большой обзор, повидимому, удачно обстреляло отступающего противника. Нужно признать, что значительную часть понесенных
