— Давай закрывай свои большие глазки, nina mia, и засыпай. Сегодняшняя ночь будет нашим секретом. А завтра нам все это покажется таким смешным.

— А что вы сказали старухе? — осмелилась спросить Ивейн.

— Ничего не говорил… про нас ничего.

— То есть… вы позволили ей предполагать, что мы имеем полное право… спать вместе?

— Именно предполагать, ты хорошо выразилась.

— Вы действительно просто дьявол какой-то, дон Хуан!

— Можешь думать обо мне все, что хочешь. — Голос его звучал лениво. — Но ты должна все же признать, что в постели спать удобнее, чем всю ночь клевать носом на стуле.

— Ну… да.

— Тогда не позволяй своей совести лежать на твоем пути как неподъемный камень, мисс Пилгрим. Можешь считать меня просто горячей грелкой. А теперь все — спи.

Ивейн чуть не рассмеялась над его словами, она так любила, когда он шутит…

Любила — его?

Не двигаясь, она лежала, прислушиваясь к его дыханию, и почувствовала, как он пошевелил больной ногой, чтобы устроить ее поудобнее. «Как я тебя люблю? — слова, давно забытые, всплыли в ее памяти. — Люблю тебя всей страстью моих бескрайних бед, с наивной детской верой — люблю тебя без меры, дыханьем, плачем, радостью всех моих юных лет!»

Ивейн закрыла глаза и заснула рядом с доном Хуаном де Леон.

Наутро, проснувшись, она увидела, что солнце ярко освещает белую комнату под крышей. Птицы, которые свили рядом с окном гнездо, оглашали воздух звонким щебетанием. Она мгновенно вспомнила все волнения минувшей ночи и стала вглядываться в лицо спящего рядом с ней, словно на всю жизнь запоминая, как черны его волосы, как горд орлиный нос и как осторожно придется ей отныне обращаться с этим человеком, который был ее опекуном.

Она тихонько вылезла из постели, подошла к окну и, широко распахнув ставни, выглянула вниз, вдыхая утренний воздух и нежась на теплом солнышке, разогнавшем вчерашний промозглый туман. Маленькие клочки этого тумана, застрявшие между кронами сосен, еще не растаяли, а от влажных трав в воздухе плыло пряное благоухание.

Если бы только можно было остановить мгновение и заставить его длиться вечно! Тогда она выбрала бы этот миг и это место, пока утро так свежо и нежно, и она была единственной девушкой в жизни дона Хуана. И никакие слова, никакие обещания, данные другим женщинам, не могли нарушить этого очарования.

Следующие несколько дней Ивейн всеми силами старалась делать вид, что в жизни для нее нет ничего важнее уроков с доном Фонеской. Каждое утро шофер привозил ее из замка на виллу, где иногда она видела Ракель — или в саду, или когда та собиралась уходить в клуб, поиграть с друзьями в теннис или на прогулку.

Элегантная Ракель всегда казалась насмешливой, когда ей приходилось сталкиваться с ученицей своего отца.

— Ах, какая же вы старательная ученица, — бросила она ей как-то утром, когда застала Ивейн с учебниками за столом в патио. — Манрике Кортес спрашивал про вас вчера, и я сказала, что он может приехать навестить вас сюда.

— Надеюсь, что этого не случится, — ответила Ивейн. — Он меня отвлекает и не принимает мои занятия всерьез.

— Понятно. — Ракель приколола маленький бутон чайной розы к отвороту своего изысканного костюма. — Разве не веселее было бы выйти замуж за славного молодого человека, чем сидеть здесь и корпеть над книжками, пичкая себя какими-то цифрами, фактами и именами?

— Мне нравится учиться, а ваш отец — прекрасный учитель.

— Он милашка, — согласилась Ракель, и в ее улыбке промелькнула собственническая ревность. — Я знаю только одного мужчину, который мог бы сравняться с ним по уму, образованности и истинно испанскому благородству. Как вам нравятся наши мужчины, мисс Пилгрим?

Ивейн подняла на нее глаза и увидела, что Ракель холодно рассматривает ее открытое зеленое платье и рыжие волосы.

— Да, мне нравится, когда меня очаровывают, — улыбнулась она. — У испанцев, безусловно, есть определенный шарм и редкая галантность.

— Тогда странно, что вы до сих пор ни в кого не влюбились, мисс Пилгрим. Конечно, я слышала, что британцы — холодная раса и не любят обнаруживать своих чувств.

— У меня такое впечатление, что вы на что-то намекаете, сеньорита Фонеска. — Ивейн строго взглянула на нее. — Прошу вас быть со мной откровенной.

— Дон Хуан не может вечно вас опекать… это достаточно откровенно? Вы не ребенок, даже если он так и думает.

— Нет, сеньорита. — Ивейн посмотрела Ракели прямо в глаза. — Я не намерена пользоваться щедростью дона Хуана дольше, чем это будет необходимо. Ваш отец знаком с директором картинной галереи в Мадриде, так что я надеюсь довольно скоро уехать отсюда и начать работать там в качестве продавца-консультанта.

— Ах, в Мадриде? Конечно, вам там будет удобнее, тем более что вы дружите с Манрике Кортесом. Он, похоже, серьезно увлечен вами, но послушайте моего совета — не стройте из себя недотрогу слишком долго. Мужчины, конечно, любят азарт преследования, но они любят и настигать свою добычу. — Ракель разгладила бежевые перчатки. — А это правда, или мне показалось, что вы несколько боитесь мужчин?

— Я вовсе не затворница, — возмутилась Ивейн.

— Мне показалось, что Манрике считает вас очень застенчивой и большой скромницей и что он чем- то встревожил вас во время вашего последнего свидания.

— Скорее разозлил.

— Боже мой, — Ракель вытаращила глаза от любопытства. — Что он сделал?

Ивейн снова вспомнила их прогулку на машине и вдруг поняла, что ее полностью затмили события последующей ночи, той, проведенной в деревенском доме. Если бы только Ракель узнала, что там случилось! Как сбило бы это с нее спесь, потому что сеньорита Фонеска, уж конечно, не способна поверить, что девушка может сохранить невинность, проведя ночь с мужчиной. Как была бы посрамлена ее наглая уверенность в том, что дона Хуана не интересует ни одна другая женщина, кроме нее!

Если бы только это было правдой!

Ивейн снова разволновалась, ей казалось, что в ее душе вот-вот разразится буря. Ракель такая мелкая и пошлая по сравнению с доном Хуаном! Она проводила дни в праздных развлечениях и вовсе не была в него влюблена по-настоящему.

Наконец в патио вошел сеньор Фонеска с книгой по технике гравюры в руках, и Ивейн почувствовала облегчение.

— О-о, ты хочешь остаться и присоединиться к нашим занятиям? — спросил он у дочери, насмешливо прищурившись. — Я думал, ты идешь на обед в «Идальго» с одним из твоих многочисленных поклонников.

— Ничего, папа, он подождет. — Ракель с сожалением взглянула на Ивейн. — Как я вам сочувствую, дорогая, что вам надо работать. Лучше послушайте моего совета и найдите себе мужа.

— А себе ты уже нашла? — сухо спросил ее отец.

— Да, папа, и это кое-кто совершенно незаурядный. — Она загадочно улыбнулась и поцеловала отца в щеку. Потом, так же улыбаясь, помахала на прощанье Ивейн и грациозно вышла из патио. Когда она ушла, аромат ее духов еще витал в воздухе, а ее слова преследовали Ивейн все утро. Она понимала, что этот