Как же я раньше-то не вспомнила, что сегодня именно этот день! Значит, все будет удачно! Мы победим!

Кого она собиралась победить? Эту махину 'Ковчег'? Или Королевство с Империей? Или и тех и других? Хрупкая девочка, со смертью, попискивающей из пояска… Что она вообще задумала?

— Интересно, как ты представляешь себе эту победу? — спросил он. — Перепродать 'Ковчег' этим вурдалакам, королю и императору?

— Господи, — удивилась она, — неужели ты еще не понял, что 'Ковчег' — это пустышка, блеф? Так что пускай себе покупают на здоровье! Пускай радуются… Правда, радоваться будут не долго…

— Ты имеешь в виду конец света? — спросил Еремеев.

Нина отмахнулась:

— Какой еще конец света?!.. Ах, да, я же не успела тебе сказать. Пока я сидела там, в шестом блоке, надо же было мне на чем-то сосредоточиться, чтобы окончательно не свихнуться, вот я и сосредоточилась на тех двенадцати вавилонских табличках. И в какой-то миг вдруг все поняла! Там предсказывалось падение огненной горы в морскую пучину — надо понимать падение астероида, но это я из других табличек знала уже давно. Шумеры были великолепными астрономами, уровень их астрономической науки, пожалуй, не уступал нашему сегодняшнему, но они обладали перед нами еще тем преимуществом, что, в отличие от нас, опирались не только на науку, а еще и на откровения, посещавшие их жрецов, так что они действительно могли все довольно точно предсказать, смогли же они предсказать тот, библейский потоп, благодаря чему некоторые из них сумели уцелеть и потом продолжить род людской.

В общем, я с самого начала не сомневалась в том, что и насчет будущей катастрофы они не ошиблись. Я имею в виду сам тот факт, что она когда-то произойдет. Вопрос был только в одном: когда? Положение планет на этот момент, приведенное в первоначально известных табличках, указывало, что это случится очень скоро едва ли не в следующем году; тогда-то кое-в-чьих головах и созрел план создания 'Ковчега'.

Когда я, однако, стала вникать в проблему, у меня сразу возник вопрос: не поторопились ли они? Получив доступ к их сверхмощным компьютерам, произвела необходимые расчеты, и оказалось, что в точности такое же расположение планет, какое будет в следующем году, в соответствии с законами небесной механики, повторится через тридцать с лишним веков, что совсем немалый срок, согласись. И вот, гложимая этими сомнениями, в антикварной лавке Шмакова я вдруг наталкиваюсь на текст тех двенадцати табличек, начертанных даже не на шумерском, а на каком-то еще более древнем, еще более допотопном, если можно так выразиться, языке… Теперь, наконец-таки окончательно разгадав их смысл, я почти на сто процентов уверена…

Ой, еще одна собачка Гумбольда! Ну чего стала, дурочка? Да не смотри ты на свет, горе луковое, убегай, убегай скорее!

— Оставь ты этих тварей! — взорвался Еремеев. — Что, что ты разгадала?

— А вот что, — торжественно произнесла Нина. — Теперь, я почти на сто процентов уверена, что дату светопреставления следует отодвинуть совсем на пустяк, всего на каких-то три с половиной тысячи лет!

За последние дни Еремеев уже настолько свыкся с неизбежностью скорой гибели, что известие об отмене смертного приговора еще нуждалось в осмыслении.

— Так ты… ты весь мир спасла… — проговорил он.

Это было глупо, конечно, и Нина, разумеется, отмахнулась:

— Причем тут я. Я только вычислила судьбу, опираясь на небесную механику.

И все же та первая мысль, как ни глупа она была, так напрочно и застряла в Еремееве: никакая ни судьба, никакие не законы небесной механики, а именно она, эта девочка, спасла от верной гибели и его, и весь огромный, так и не успевший узнать о своей обреченности мир! 'И вас, дурачье, она спасла!' — подумал он, отводя луч фонарика еще от одной замешкавшейся твари.

— Но кое от какой болячки, — сказала Нина после паузы, — мир все-таки надо будет избавить. Вот тут-то начнется по-настоящему опасная игра!

Неужто все происходившее с ними до сих пор она считала ничего не стоящими пустяками?

— О чем ты? — спросил он.

— О 'Ковчеге'. Он превратился в опухоль, которую пора удалять хирургическим путем. И кое-кому это, боюсь, может здорово не понравиться!

— Ты что, собираешься объявлять войну правительству? — удивился Еремеев.

Она пожала плечиками:

— А почему бы и нет? — и Еремеев понял, что, будь даже против нее вся армия, авиация и флот, это ее вряд ли остановило бы. — Впрочем, — добавила Нина, — большинству в правительстве, если катастрофа не грозит, этот 'Ковчег' на фиг, пардон, не нужен, они без него найдут, куда, снова же пардон, бабки вкладывать, причем куда с большей отдачей. Для них 'Ковчег' — только обуза. Но те, кто придумал 'Ковчег', для кого он главная кормушка — они его так просто не отдадут.

— Имеешь в виду Самаритянинова?

— За ним стоят фигуры и повлиятельнее. Но он, пожалуй, на данный момент самый опасный, потому что он, я полагаю, начал подозревать, что я приближаюсь к расшифровке табличек, а если это произойдет, весь его проект рухнет. Потому-то он и затеял охоту на меня, потому и хотел навсегда упрятать меня в шестом спецблоке.

— Так он, ты думаешь, знает о том, что никакой катастрофы не будет? — спросил Еремеев.

— Думаю, это не будет для него такой уж ошеломительной новостью — я поняла, когда в последний раз разговаривала с ним. Во всяком случае, безусловно, он знает гораздо больше, чем другие.

— Но — откуда? — удивился Еремеев. — Он что, тоже сумел расшифровать эти таблички?

— Как же! — презрительно проговорила Нина. — Это ему не куски от пирога отщипывать!

— Так откуда же тогда?

— Я тоже ломала себе голову: если не из табличек — то откуда бы? Догадалась только все там же, в шестом спецблоке, когда вдруг поняла, что один из духов, которых они там прячут и явно пичкают какой-то дрянью, — это знаменитый Галерников. Ну тот самый!

Так это было произнесено, что Еремееву стало стыдно за свою дремучесть.

— Какой 'тот самый'? — отважился все же спросить он.

Нина взглянула на него укоризненно:

— Ну нельзя же так! Как будто живешь на другой планете! Телевизор, что ли, не смотришь, газет не читаешь?

— Да, да, кажется, было что-то такое… — пробормотал Еремеев, действительно припоминая фамилию. Вроде читал в какой-то статье. А статья называлась вроде бы 'Современный Нострадамус', что-то наподобие того…

Она передразнила:

— 'Кажется'! 'Что-то такое'!.. Что с тобой таким делать?

— Уж какой есть, — огрызнулся он. — Чем ворчать, лучше напомнила бы.

— Ладно, — согласилась Нина. — В общем, вкратце — так. Был молодой, очень талантливый математик Борис Галерников. Вдруг в возрасте неполных тридцати трех лет, — это было лет десять назад, — он обнаруживает в себе провидческий дар. Такой, наверно, был разве что у болгарской Ванги (уж о ней- то слыхал, надеюсь!), а может, Галерников был и посильней. Например, он в точности предсказал гибель принцессы Дианы, с точной датой и со всеми обстоятельствами, некоторые громкие политические убийства, тоже с датами и со всем прочим, ну и там всякие пожары, землетрясения, наводнения, не буду всего перечислять. Настолько все было точно, что для него создали лабораторию при МЧС, и помощь он по этой линии оказал, насколько я знаю, очень большую. Но тут-то его беды и начались!

Внезапно он исчезает. Ищут пожарные, ищет милиция… Нашли только через полгода. Оказалось, его какая-то шпана похитила, чтобы он угадывал, какие цифры выпадут в будущих розыгрышах 'Лотто- миллион'. Все полгода его держали прикованным к батарее, избивали, кололи наркотиками и за это время с его помощью выиграли миллионов сто.