вышли на околицу, стискивая в руках топоры на длинных рукоятях.

– Это печальная необходимость, – заверил его Банбери. – Я сейчас договорюсь с ними. А вы чувствуете, как вкусно пахнет? Интересно, что это за запах, – блюдо, вне всякого сомнения, мясное, соус пряный, но вот что это за дичь?

– Это неважно, – заметил Рогмо. – Главное, чтобы и нам досталось.

– Вам не важно, а мне важно, князь, – с достоинством молвил барон Вентоттен. – Я несколько десятков лет своей жизни потратил на то, чтобы овладеть тайнами кулинарии, и считал себя не последним знатоком в этой области, да вы и сами могли убедиться в том, что я не хвастаюсь. И для меня, как для профессионала и специалиста, позор не узнать, что это за мясо.

– Очень вкусное, – безошибочно определил Барнаба. – Поехали успокаивать поселян.

Жители оказались такими же нарядными и цветущими, как их дома. Каэтану поразили здешние женщины: с матовой белой кожей, яркими губами и пышными волосами. Они не были красавицами, но выглядели такими молодыми, такими свежими, что больше походили на дриад или нимф, но не на человеческих дочерей.

Как и предсказывал барон, люди, увидев, что отряд не готовится к нападению на их поселок, а, напротив, готов еще и заплатить за все необходимое, стали приветливыми и радушными. Они с охотой объяснили, что это место называется Корран и отсюда два дня пути верхом до озера Эрен-Хото, на берегу которого стоит небольшая рыбацкая деревушка Ими. Там вполне можно будет купить лодки или построить плот. Словом, рыбаки придумают, как переправить благородных господ на ту сторону. А жители поселка Корран предлагают свое гостеприимство на этот день и ночь, чтобы завтра на рассвете проводить гостей и указать им кратчайшую дорогу до великого озера.

– Почему великого? – шепнула Каэтана.

– Оно размером со скромное море, – тоже шепотом ответил Банбери и тут же пожаловался:

– Вообразите себе, госпожа, просто какое-то сумасшествие: не могу определить, чем пахнет. Кроме запахов мяса и лука, а также двух известных трав, ничего не разберу. Это обидно.

– Так спросите, – предложила Каэтана, которая понимала, насколько этот вопрос серьезен для доброго Банбери.

– Нет, госпожа Каэ. Это дело принципа. Вот если до завтра не вспомню и ничего толкового не придумаю, тогда уж точно спрошу, потому что учиться никогда не поздно. И все же я рассчитываю на свой разум.

– Удачи вам, барон, – без тени насмешки пожелала Каэтана.

Следующие полчаса ей было не до окружающих. В мирном, благополучном Корране не было ничего подозрительного, ничего такого, что могло бы угрожать жизни более чем сотни вооруженных людей. И тем не менее Тод вел себя так, что Каэ было за него неудобно. Он то рычал, сверкая своими желтыми волчьими глазами, то хватал ее за одежду зубами и пытался вытащить прочь, за околицу. То поджимал хвост и прижимал уши к голове. Такая бурная и разнообразная гамма переживаний настораживала Каэтану, но она и представить себе не могла, чем это было вызвано. А не обращать на него внимание было немыслимо сразу по двум причинам: во-первых, безрассудно, во-вторых, даже если Тод нервничал напрасно, то разъяренный пес такого размера угрожал безопасности людей. Она пыталась успокоить верного друга, старалась изо всех сил, но у нее ничего не выходило. Наконец Каэ не выдержала: она объяснила, как смогла, Куланну, что пес переживает, встретив такое количество незнакомых, и что она пойдет прогуляться с ним в лесу неподалеку, пока он не остынет и не начнет вести себя более прилично.

Рогмо вызвался пройтись вместе с ними, чтобы не оставлять Каэ одну, а Куланн, поколебавшись, все же остался в Корране, устраивая людей на ночь. Сначала они собирались разбить лагерь за околицей, но староста поселка уговорил командира сангасоев изменить свое решение, мотивируя тем, что селянам легче и приятнее принимать гостей у себя в домах, нежели восстанавливать вытоптанные посевы. Действительно, все свободное от деревьев пространство вокруг Коррана было вспахано и засеяно. Земля в Ронкадоре, как, впрочем, и на всей Имане, была благодатная и плодородная, и ничего удивительного не было в том бережном и добром отношении, которое демонстрировали жители Коррана к своим полям. Куланн не нашел ни одной причины, по которой он мог бы отказать старосте в этой просьбе.

Всем нашлось дело. Кто-то мыл и чистил коней у кристально прозрачного ручья, протекавшего недалеко от поселка. Кто-то чинил сбрую, многие, пользуясь свободной минутой, занялись своим оружием, приводя его в порядок. Несколько сангасоев под руководством гастрономически образованного Банбери Вентоттена занимались закупкой провизии. Магнус на четвереньках ползал под какими-то шишковатыми, выкрученными стволами, обнаружив редкое растение, пригодное для своих занятий. Лицо у него стало глупо-счастливое, и ничто на свете его в этот миг больше не волновало.

Номмо и Барнаба с удовольствием плескались в ручье, чуть выше по течению; маленький альв приводил в порядок свой плотный, густой мех, а толстяк помогал ему, выбирая репьи и колючки.

Жители Коррана демонстрировали свое дружелюбие всеми доступными способами: угощали воинов сочными плодами и ягодами, предлагали вина; молодые женщины, свежие и статные, заглядывались на могучих сангасоев – даже слишком откровенно, по мнению Куланна. Но он и сам не был аскетом, и не мог от своих солдат требовать ничего подобного. Люди устали в походе, и было бы смешно ждать от них, что они будут вести себя благоразумно и сдержанно. И хотя тихий внутренний голос слабо протестовал против возможного развития событий, Куланн не мог представить себе, как вслух высказать эти соображения. Тем более что одна из девушек уже несколько минут соблазнительно покачивала бедрами прямо у него перед носом, и кровь стучала в висках воина так сильно, что внутреннего голоса вообще слышно не было.

К вечеру все утихло. Воины разбрелись по разным домам, многие – в сопровождении молодых женщин. У Куланна все же хватило благоразумия обратиться со своими сомнениями сначала к барону, а потом и к старосте Коррана, но оба ответили приблизительно одно и то же: в Ронкадоре, раздираемом войнами, женская добродетель была настолько относительным понятием, что никто особо не вдавался в подробности своего происхождения. А появление детей приветствовалось с огромной радостью, потому что люди чаще умирали, чем рождались. Беременная женщина была своего рода драгоценностью, залогом будущего, и к ней относились с почтением.

Каэтана все еще сидела под открытым небом, на пороге довольно просторной хижины, где ее разместили вместе с Номмо и Барнабой. Барон Банбери Вентоттен неслышно вышел из темноты и приблизился, легко ступая по шелковой траве.

– Можно нарушить ваше уединение?

– Конечно, барон. Как ваши успехи? Узнали, что это за таинственный и привлекательный запах?

– Нет. К моему глубокому стыду, я так и не смог разобраться, что же здесь готовили. Более того, здешние хозяйки оказались еще более скрытными, чем повара его величества короля Ронкадора, и ни за что не захотели открывать мне свои секреты. Представьте они уверяли меня, что готовят дичь. И в доказательство даже показывали птичьи внутренности и ощипанные перья. Зачем им так скрывать свои рецепты? Ведь конкуренция их никак не затронет. В городе я бы еще понял их нежелание отвечать на мои вопросы, но здесь... Знаете, никогда не слышал ни о каких поверьях и приметах, связанных с кухонными рецептами. Впрочем, чего не бывает в такой глуши.

Каэ погладила притихшего пса. Тод вот уж несколько часов как утих, но то и дело бросал на нее умоляющие взгляды. Но что он просил, так и осталось для Каэтаны загадкой.

– Должна вам признаться, дорогой Банбери, что ваш рассказ заставил меня задуматься. Не знаю почему, но мне очень странными показались эти деревенские обычаи. Что же они могут скрывать?

– Да ничего особенного, конечно, – откликнулся барон. – Простите. Кажется, я своими бреднями побеспокоил вас. Послушайте меня, дорогая госпожа, идите спать. Рецепт любого, даже самого вкусного жаркого не является такой вещью, из-за которой ваши прекрасные глаза могут завтра выглядеть усталыми. На рассвете Куланн поднимет нас в путь, и вам нужно быть сильной и свежей.

– Свежей... Вы правы, барон. А заметили, какая прекрасная внешность у здешних жителей: кожа свежая, без единой морщины, тела упругие.

– Вы краше, если вас втайне беспокоит сравнение. Уверяю вас, что здешние молодки, хоть и хороши, даже мечтать не могут о такой внешности, как у вас. Идите отдыхать, Каэ.

– Вы меня уговорили; Спокойной ночи, Банбери.

– Спокойной ночи, – ответил Вентоттен, растворяясь в ночи.

Каэ вытянула ноги, зевнула сладко, поднялась: