доброту, заложенную в любом человеке.
Магнус испытывал искреннюю и глубокую симпатию к барону Вентоттену и оттого хотел отговорить его от этой поездки, убедив ограничиться подробным рассказом о местонахождении храма и о прочих секретах и тайнах, которые знали только хранители. Но чем больше он смотрел на оживленного и веселого Банбери, тем четче понимал, что барон ни за что на свете не откажется от этого единственного и последнего шанса в жизни, шанса стать самим собой и избавиться от обреченности и вины.
Барнаба радовался чему-то своему. А Каэтана видела будущее. Барон, помнивший наизусть древнюю легенду, знал прекрасно и ее конец. И она не имела права лишний раз напоминать ему об этом – было бы нечестно и просто подло пугать хранителя талисмана его предназначением. Но ведь как горько и страшно, что лучшие из лучших должны платить такую чудовищную цену за чужие игры. Кортегана заигрывает со смертью, матарии забавляются войнами, хассасины, как дети новой игрушке, радуются тому, что у них есть свой особенный, ни на кого не похожий бог Ишбаал – грозный, величественный непонятный. И никто не задумывается над тем, кто и чем оплачивает эти игры...
На рассвете следующего дня барон Банбери Вентоттен повесил огромный замок на бронзовые ворота Ноттовея и убрал вывеску «Ноттовей. Всегда рады вам и вашим воинам». Отошел на шаг, посмотрел на дело рук своих – словно живописец, который сделал последний, решающий штрих на картине – и теперь разглядывает со стороны, что же получилось, – вздохнул. И круто развернулся спиной к своему уютному прошлому.
Барон так легко вскочил в седло, что Куланн, беспокоившийся, выдержит, ли этот немолодой уже человек все тяготы пути, перестал сомневаться в его способностях и махнул рукой, командуя выступление.
Банбери Вентоттен выглядел как и подобало настоящему рыцарю: на нем были сверкающие латы, шлем с витыми рогами по бокам и волосяным гребнем и длинный алый плащ, спускавшийся на круп коня. Он был опоясан длинным тяжелым мечом, которым, впрочем, весьма неплохо владел.
Каэтана подъехала поближе к новому спутнику, тревожно вглядываясь в его лицо, не промелькнет ли тень сожаления или горечи. Но барон даже не обернулся на свой Ноттовей, скрывшийся за поворотом, и выглядел оживленным и радостным.
Они выехали из Эррола через южные ворота и двинулись прямо по дороге, вымощенной белым кирпичом.
– Удобно, – сказал Рогмо. – Вот если бы везде так путешествовать.
– Не радуйтесь, князь, – рассмеялся Банбери. – Здешние дороги лишены всякого смысла и имеют одно- единственное назначение – демонстрировать миру, что и в Ронкадоре их умеют строить. Сейчас она оборвется ни с того ни с сего, и нам снова предстоит странствие по лесам, вплоть до следующего населенного пункта.
– Прекрасно, – одобрила Каэ. – Главное, что Эррол выглядит как и всякая уважающая себя столица, а дальше хоть трава не расти.
– Ну, госпожа, здесь вы преувеличили, – улыбнулся Куланн. – Чего-чего, а травы здесь более чем достаточно.
– А что за следующий город лежит на нашем пути? – спросил Номмо.
– Это вовсе не город, дорогой барон, – ответил ему Вентоттен. – Это поселок. Все большие населенные пункты Ронкадора находятся севернее Эррола, а на юге разбросаны одинокие замки, деревни, поселки. Здесь с трудом выживают, а о том, чтобы возводить какие-нибудь укрепления, и речи нет – людей мало, сил не хватает, постоянные стычки.
– Невеселая картина, – высказал Барнаба свое личное мнение. – Может, ну его, этот поселок? Зачем нам туда заезжать?
– Видите ли, господин Барнаба, этот поселок встретится нам только через полторы недели пути. И нам необходимо будет пополнить запасы продовольствия, выяснить дорогу, потому что в Ронкадоре все течет и изменяется с пугающей скоростью, просто отдохнуть.
– Отдыхать нам некогда, – отрезал толстяк. – Но придется, потому что я уже устал от этих бесконечных гонок.
– Ты же весь день вчера отдыхал! – воскликнул Магнус.
– Вот когда тебе будет столько лет, сколько мне, я посмотрю на тебя, – огрызнулся Барнаба.
– Вы еще сравнительно молоды, – любезно обратился к нему барон. – Я бы многое отдал за ваш возраст.
На секунду воцарилось неловкое молчание.
– Не советую, – наконец буркнул толстяк. – Для этого человек должен сойти с ума или перестать быть человеком. А у вас, барон, это не выйдет. Вы слишком человечны.
Банбери поклонился странному существу и позволил себе спросить у Каэтаны:
– Господин Барнаба не человек?
– Нет.
– Он бог?
– Хуже, господин Вентоттен. Гораздо хуже. Все боги – маленькие дети по сравнению с ним. Тем беспримернее его деяние, его попытка вочеловечиться и прочувствовать на собственной шкуре, что это такое – жить.
– Это заслуживает глубокого уважения, – серьезно ответил барон.
... Ехали быстро. Отдохнувшие и накормленные кони старались изо всех сил, выбивая копытами диковинные ритмы по сухой земле. Тод пользовался предоставленной ему свободой, шныряя по зарослям и охотясь на каких-то упитанных, аппетитных, с его точки зрения, зверьков. Что не мешало ему вечерами умильно выпрашивать какую-нибудь корочку хлеба у обожаемой хозяйки.
– Пес, мне не жалко, – говорила она, протягивая ему ломоть, который он вот уже полчаса пожирал глазами. – Но ты посмотри на свой живот.
Тод послушно смотрел или делал вид, что смотрел, а потом принимался грызть какую-нибудь кость, принесенную очередным своим поклонником. Сангасои души не чаяли в огромной псине, стараясь, когда возможно, побаловать ее чем-нибудь особенным. Не то Тод был еще совсем молодым, когда Рогмо подобрал его на дороге в Кайембу, не то воздух Иманы так на него действовал, но пес еще подрос и теперь вполне мог сойти за небольшую лошадь. А клыки у него стали вообще драконьи. И такой сторож мог разорвать на части любого злоумышленника, который рискнул бы угрожать его госпоже.
Вечерами на привалах, когда все укладывались спать, расставив предварительно сторожевые посты вокруг лагеря, пес валился рядом с Каэтаной и принимался храпеть. Делал он это так громко и вдохновенно, что часто ее будил. Она недовольно ворочалась и толкала Тода локтем в лохматый бок. Однако, несмотря на кажущуюся беспечность, пес спал очень чутко и два-три раза за ночь просыпался, чтобы трусцой обежать лагерь и проверить, все ли в порядке. Он был очень добродушно настроен ко всем своим спутникам и к каждому из ста с лишним человек успевал подбежать в течение дня, обнюхать и поворчать о чем-то своем. Тем более странным показалось Каэтане его необычное поведение, когда неделю спустя, как и обещал барон, они все еще ехали по невероятному, пышному, буйному лесу и все вокруг было по-прежнему: тихо, спокойно и безопасно.
Тод стал проявлять признаки беспокойства задолго до того, как отряд подъехал к относительно небольшому поселку, который разительно отличался от обычных ронкадорских селений. Дома здесь были ничем не отгороженные и никакими стенами не окруженные. Цветные, яркие, с крышами, крытыми соломой, они стояли на высоких фундаментах. Барон Вентоттен поспешил объяснить, что, когда начинается сезон дождей, ручьи и речушки выходят из берегов и часто затапливают низины. Поэтому фундаменты здесь строят с запасом, на случай разных неожиданностей.
Над крышами вился легкий голубоватый дымок, напомнивший путникам о том, что наступил час обеда.
– Как вы думаете, барон, нас примут здесь или испугаются? – поинтересовалась Каэтана.
– Ронкадорцев так просто не испугаешь. Мы же не стали с ходу жечь дома и размахивать мечами, а меньшее зло в Ронкадоре и злом не считается. Если мы еще и заплатить решим, то нас вообще встретят как благодетелей.
– Странно здесь встречают благодетелей, – хмыкнул Магнус, показывая на нескольких мужчин, которые