глядя в их сторону, поклонился. Вглядевшись, адвокат понял это и есть Коршакеев. Одет по-клубному, высок, строен. Судя по сдержанности движений и по взгляду, прекрасно воспитан. Да, этот Коршакеев выглядит совсем не так, как описал его Четин, но так и должно быть, в Петербурге умеют носить маски. Посмотрел на Лизу, она кивнула:
— Это он. Помните, вас зовут как моего кузена — Алексей Дмитриевич Лавров.
— Только не забудьте это сами. — Пластов пропустил Лизу. Еще раз: мы немного говорим, потом я ухожу примерно на час слушать оперетту, и вы остаетесь с ним. Не подкачайте. И не очень распространяйтесь об отце, чтобы не подвести его. Только самые общие сведения.
Двинувшись вперед, Лиза кивнула:
Я должна узнать, для какой редакции Коршакеев готовит материал, так ведь?
— Помните, осторожно. Очень осторожно.
— Хорошо, Арсений Дмитриевич, постараюсь. — Тут же улыбнулась: — Простите, забыла — Алексис. — Замолчала; они были уже близко.
Подойдя к столику Коршакеева, Лиза протянула руку: — Добрый вечер, Петр Константинович. Не взыщите, я со своим кузеном. Ходить одной по городу… Вы уж меня простите, хорошо?
— Елизавета Николаевна, ну что вы. — Коршакеев поцеловал руку, помог Лизе сесть, повернулся к Пластову. Взгляд бесстрастно-доброжелательный, ничего больше. Петр Константинович Коршакеев.
— Алексей Дмитриевич Лавров.
— Рад познакомиться, господин Лавров, прошу, сегодня вы мои гости.
Официанта подозвал движением бровей; опереточный персонаж тут же оказался рядом, раскрыл блокнот с золотыми виньетками. Пока Коршакеев заказывал ужин, Пластов подумал: вряд ли такой человек будет связываться с маловлиятельной газетой выгод это ему не сулит. Да и, по сути, речь может идти только о серьезных изданиях; тем, кто поджег завод, для прикрытия нужна кампания в центральной печати. Таких газет сейчас три: официоз «Санкт-Петербургский вестник», газета деловых кругов «Биржевые ведомости» и орган октябристов «Новое время». Решая, на кого работает Коршакеев, он должен выбирать из этих трех. Впрочем, если он убежден, что здесь сговор страхового общества «Россия», фирмы «Шуккерт и К°» и одной из редакций, вряд ли это рупор германофоба Гучкова «Новое время». Конечно, он должен учитывать и этот желтый листок, но скорее материал Коршакееву заказала какая-то из оставшихся двух газет. Сейчас он спросит об этом прямо и увидит реакцию. Подождал, пока официант отойдет; так как разговор завязался сам собой, непринужденно, Пластов, обменявшись несколькими общими фразами, спросил:
— Петр Константинович, от Лизы я слышал, что вы работаете в печати. Наверное, это очень интересно, да? Расскажите, пожалуйста?
— Известный вопрос… — Будто не почувствовав за словами Пластова подвоха, Коршакеев улыбнулся: — Громко сказано, пытаюсь иногда что-то писать. Увы, несмотря на потуги, кажется, до настоящего профессионала мне далеко. В общем же, вы правы, с Елизаветой Николаевной меня свело желание написать о ее отце, одном из подвижников, развивающих нашу промышленность. Тема мне кажется интересной.
А. И. Гучков, председатель партии «Союз 17 октября», был известен как противник всего немецкого. Весной 1912 года Гучков опубликовал в органе октябристов газете «Новое время» так называемую «Беседу», в которой обвинил в шпионаже в пользу Германии полковника контрразведки Мясоедова. Мясоедов вызвал Гучкова на дуэль, поединок состоялся 20 апреля 1912 года; после того как подслеповатый Мясоедов промахнулся, отлично стрелявший Гучков выстрелил в воздух. Поднятая прессой волна сенсации бросила имя Гучкова в первые полосы газет, вызвав множество сплетен и пересудов.
— Замечательная мысль, ведь о Николае Николаевиче пишут, насколько я знаю, очень мало… Если не сказать, вообще не пишут. Не считая, конечно, известного вам несчастья. Для какого же органа, если не секрет?
Коршакеев поднял ладонь:
— Подчеркиваю еще раз, я любитель, а не профессионал. Любитель, который никогда не загадывает, для кого он будет писать тот или иной материал. Да и вообще, не знаю, получится ли у меня что-то.
— Противник достойный, подумал Пластов, кажется, ему самому ничего из этого типа выцарапать не удастся. Встал:
— Петр Константинович, вы не против, если я пойду послушаю часть первого акта? Лиза подтвердит, это мое любимое место.
— И, вернувшись, расскажете, как пел Шершневский.
— Обязательно, вы же не заставляйте скучать Лизу.
Пройдя в зрительный зал, Пластов легко нашел свободное кресло. Вглядываясь в эскапады «Веселой вдовы», подумал: Лиза осталась с журналистом наедине. Опасно… Коршакеев может узнать многое, ни о чем не спрашивая. Но пренебречь «ходом» он не мог, это единственная возможность хоть что-то выяснить о Коршакееве. Немаловажно хотя бы то, что он его увидел и теперь представляет примерно, что это за человек. Лишь бы Лиза вела себя правильно и не наговорила лишнего. С трудом дождавшись конца первого акта, вернулся в ресторан; пробираясь среди оживившихся в антракте столиков, еще издали увидел Коршакеева и Лизу. Они о чем-то тихо беседовали. Неужели все в порядке? Вот Коршакеев спросил что-то, Лиза кивнула, журналист как-то по-особому интимно налил вино. Впрочем, идиллией это казалось только издали. Стоило подойти, как Лиза незаметно сделала жест бровями: больше не могу. Коршакеев улыбнулся:
— Как Легар?
— Прекрасен сам по себе, и прекрасно пел Шершневский. Что у вас?
Лиза изобразила улыбку:
— Алексис, все в порядке.
— Я рад.
— Петр Константинович прекрасный собеседник. — Повернулась: — Так ведь, Петр Константинович? Но, правда, мне надо домой. Алексис, надеюсь, ты меня отвезешь?
— Можешь не сомневаться.
Коршакеев отвел глаза, тронул губы салфеткой:
— Вот видите, я навел на вашу кузину скуку.
Нахмурилась:
— Просто мне в самом деле нужно домой, я ведь объяснила, в эти дни я должна чаще бывать с родителями.
Коршакеев встал:
— Не смею задерживать, Елизавета Николаевна. Поверьте, я действительно был счастлив провести с вами вечер. Я провожу вас?
— Не беспокойтесь, меня проводит Алексис.
Поклонился:
— Всего доброго. Надеюсь, мы с вами увидимся?
— Я тоже надеюсь.
19
На улице, когда они сели в пролетку и лошадь тронулась. Пластов спросил:
— Ну как?
Делая вид, что еле сдерживает гнев, Лиза закрыла глаза, сказала комическим шепотом:
— Кошмар… Не знаю, как я все это вытерпела… — Что-нибудь случилось?
— Ничего, если не считать, что, как только вы ушли, этот тип начал ко мне приставать.
— Приставать? И больше ничего?
Отодвинулась в притворном ужасе:
— А вам мало?
