Пластов молчал. Все, что рассказал Субботин, подтверждало сделанные раньше выводы, хотя теперь он понимал: в них вносятся существенные поправки. До разговора с инженером адвокат был убежден: подоплекой событий была конкурентная борьба, в поджоге замешана одна из фирм-соперниц. Теперь же у него почти не было сомнений: дело связано с военным шпионажем. Еще во время объяснений Субботина он вспомнил: трезубец на фоне шестеренки. Эмблема, которой нет ни у одной петербургской фирмы. Не нужно быть провидцем, чтобы понимать: подавляющее большинство немецких промышленных фирм работает на германскую разведку. Пустырь у завода Глебова приобретен одной из таких фирм за несколько дней до пожара и скрытно. Значит, что же — шпионаж? Если так, стоит ли ему со всем этим связываться? В историю наверняка вовлечены слишком большие силы, но, с другой стороны почему бы и нет? Отступать поздно, да и ведь теперь многое становится понятным. Его же задача прежняя — доказать, что завод поджег не Глебов. И все-таки Пластов некоторое время сидел, взвешивая все «за» и «против». Наконец подумал: решившись, нужно идти дальше. В сущности, ведь ничего не изменилось, просто события сами собой переходят в другую плоскость.

— Василий Васильевич, в связи со сказанным у меня есть несколько вопросов. Почему Вологдин не сказал мне обо всем этом?

— О чем?

— О значении своего изобретения?

— Смешно было бы, если б он вам об этом сказал. Вологдин прежде всего изобретатель, творец. Изобретатели же, как правило, не отдают себе отчета в величии того, что сделали. И уж конечно, и сейчас, в муках завершив работу, Вологдин меньше всего задумывается над значением изобретения. На наших глазах он совершил подвиг, научное подвижничество. И вдруг стал перед фактом: непонятно почему, но результаты этого подвижничества самым безжалостным образом уничтожены.

— Хорошо, пусть так, но Глебов? Почему в разговоре со мной он всячески принижал значение генератора? Почему отказывался даже называть его изобретением?

— Нет пророка в своем отечестве. Я очень хорошо отношусь к Николаю Николаевичу Глебову, это пионер отечественного машиностроения, всесторонне образованный человек, даже не без широты взглядов. Но не забывайте. Глебов прежде всего предприниматель. При всех прочих обстоятельствах он просто вынужден думать о получении прибыли. Вы знаете, что сначала Морское ведомство хотело заказать изготовление генератора не ему, а немецкой фирме «Симменс-Галльске»?

— Нет. И что же?

— Ничего, все было расписано как по нотам. Подумав, немцы отказали, но весьма своеобразным способом: заломили за изготовление опытной модели генератора небывалую сумму, двести тысяч рублей.

— Ого…

— Ясно, это был блеф, генератора они все равно бы так и не сделали, только оттянули бы время. И ясно также, что у Морского ведомства не могло оказаться столь огромной суммы — тем более на изготовление спорного в теоретическом и практическом смысле устройства. Заказ «Симменс-Галльске» отпал. Но вскоре разговоры о радиогенераторе возникли в фирме Глебова.

— Так, и что же Глебов?

— Сначала он категорически отказался брать заказ. Ведь Глебов чистый электромеханик, с радио дела никогда не имел. Боялся не выполнить заказ, да и просто-напросто не верил в этот проект. Но об идее высокочастотного генератора узнал Вологдин и загорелся. А я знаю, что эго такое, когда загорится Вологдин. Валентин Петрович подсчитал, что стоимость работ не превысит семи тысяч рублей. Мы вместе налегли на Глебова, и после долгих переговоров тот наконец согласился изготовить генератор по чертежам Вологдина. Но при условии: Морское ведомство должно заключить льготный договор лично с ним, Глебовым. Так что бы вы думали? И после этого Глебов не верил Вологдину. Хотя машина строилась на его заводе, практически он не оказывал изобретателю никакой помощи, в последнее же время даже отказал в кредитах. Вологдину пришлось из своего небольшого жалованья платить за модели, за получаемое из-за границы высокочастотное железо, даже за такую сложную деталь, как ротор. Естественно, когда работа была завершена, Глебов не придал или не захотел придать ей должного значения. Тем более, как я уже говорил, в радиотехнике Николай Николаевич понимает мало.

Пластова такое объяснение устраивало, но были другие вопросы. Подождав, пока Субботин усядется в кресло пальцы инженера теперь нервно постукивали по краю стола, спросил:

— Василий Васильевич, чпо значит ваше сомнение, будто генератор Вологдина не сгорел?

Пальцы застыли, инженер встал.

— Хорошо, Арсений Дмитриевич, извольте. Сгоревший генератор стоит у меня в сарае, прошу. Я объясню все на месте.

Сарай стоял в углу небольшого двора, почти со всех сторон закрытый домами. Рассеянный свет падал на застарелую брусчатку только из небольшого просвета наверху; рядом виднелись бочки для мусора, примыкавшие, как и сарай, к кирпичной стене. Субботин достал ключ, открыл ржавый висячий замок, потянул ручку; скрипнув, дверь сарая открылась. Поймав взгляд Пластова, качнул головой:

— Не волнуйтесь, уверяю вас, эта рухлядь уже никому не нужна. Вот полюбуйтесь.

Пластов вошел в сарай; сразу за дверью в рассеянном свете можно было разглядеть сильно помятый и черный от копоти металлический кожух на небольшой станине. Не церемонясь, Субботин носком ботинка столкнул кожух; покрытие с легким позвякиванием упало. Открылись внутренности — собственно, это были даже не внутренности, под кожухом лишь чернели обгоревшие остатки проводов и деталей.

— Жалкое зрелище? Э-эх… — Субботин скривился. — И все-таки… — Присел, тронул что-то, цокнул языком: — Все-таки это не генератор Вологдина. Нет, не генератор.

Пластов повернулся:

— Как не генератор Вологдина? Что же это?

Инженер дернул одну из торчащих во все стороны проволочек, она оборвалась.

— Ничего. Хотя этот лом очень похож на сгоревший генератор, эго не он. Видите ли, Вологдин впервые совместил в своем устройстве сам генератор и двигатель, это было своего рода маленьким переворотом. Машина стала компактней, увеличилась скорость вращения. Так вот, кто-то, очень хорошо знающий конструкцию только что созданного радиогенератора, засунул в один корпус остатки деталей сгоревших ротора и статора вместе с двигателем. Или на пожаре, или, скорей всего, еще до пожара этот умелец позаимствовал части других машин типа УМО и, чтобы замести следы, поставил на испытательный стенд, дабы создать полную иллюзию сгоревшей высокочастотной машины.

Пластов на секунду встретился взглядом с Субботиным.

— Вы хотите сказать, настоящий генератор был похищен?

— Я хочу сказать именно это. Дело в том, что сразу после отладки новый радиогенератор должны были принять для ходовых испытаний к себе на борт моряки броненосца «Андрей Первозванный»… Кстати, они узнали о пожаре одними из первых, я сам позвонил им. Так как у военно-морского порга есть свои автомашины, моряки во главе с начальником радиосвязи «Первозванного» лейтенантом Бергом первыми были на месте. Увы, завод к этому времени уже сгорел. Все же матросы и сам Берг, не жалея себя, кинулись сквозь догоравшие обломки к испытательному стенду… К несчастью, им удалось обнаружить лишь это. — Инженер отряхнул руки, встал. — К тому времени на месте происшествия уже были я сам, Ступак, Гервер… позже подъехал Глебов. Вологдин, как вы знаете, был в командировке. Оказавшись у испытательного стенда, я увидел лишь то, что нашли моряки, — эти самые жалкие останки. Вы не представляете, что я тогда чувствовал… Я был вне себя. Само собой, разобраться в тонкостях было некогда. Я лишь понял: двигатель и генератор в одном корпусе, значит, это то самое. Наспех осмотрел искалеченную машину, убедился, что генератор пропал, но все же попросил моряков перевезти обломки ко мне домой. Что они и сделали. Вот и все. Ну, а потом… потом показал оставшееся от генератора Вологдину.

— Что же Вологдин?