— Валентин Петрович не захотел даже рассматривать все это. Сам же я, в спокойной обстановке изучив детали, убедился: это ни в коем случае не генератор Вологдина. То, что стоит у меня в сарае, лишь подделка.

Пластов, поймав взгляд Субботина, спросил, пока тот вешал замок:

— Как я понял, Вологдин об этом не знает?

— Пока не знает. — Инженер спрятал ключ в карман. — Говорить ему я не хотел, он сейчас не в том состоянии.

— Кто еще знает о подмене?

— Никто, кроме меня. Теперь, само собой, и вы.

— Но получается… — Пластов не договорил.

Субботин хмыкнул:

— Я не провидец, но получается простая вещь: кто-то, хорошо посвященный во все детали, похитил генератор. Затем, поставив на испытательный стенд Что-то другое, поджег завод, заметая следы. Сделано все это было перед самым пожаром, я отлично помню: я был на заводе в субботу перед закрытием и видел генератор на стенде. Он стоял целый и невредимый, готовый к запуску.

— Тогда кто же мог подменить машину?

Они двинулись к квартире; уже поднявшись на второй этаж и открывая дверь, инженер сказал:

— Понятия не имею. После того как с завода все ушли, там остался лишь сторож.

— Может быть, это как раз и был сторож? Кстати, как его фамилия?

Желдин. Но Желдин здесь ни при чем.

— Почему? Насколько я знаю, он поступил на завод недавно?

— Недавно-то недавно… — Пройдя в кабинет, Субботин кивком показал Пластову на кресло, сел сам. — Нет, сторожа я исключаю. Кто бы ни был этот Желдин. он пришел со стороны. Но никто, повторяю, никто из посторонних, в этом я абсолютно убежден, не мог знать таких деталей и тонкостей. Эти тонкости были понятны лишь Вологдину и еще некоему узкому кругу лиц, но каждый из них, именно каждый, абсолютно вне подозрений.

— Василий Васильевич, все же что это за люди? Вы могли бы их перечислить?

Субботин мягко улыбнулся:

— Пожалуйста. Это я, Гервер и Ступак. Вы допускаете, что подделку изготовил кто-то из этих людей? Так вот, из этих трех, то есть из тех, кто мог в субботу со злонамеренной целью незаметно остаться на заводе и проделать всю эту довольно сложную операцию, я решительно исключаю Федора Илларионовича и Всеволода Вениаминовича. Исключаю, как кристально честных и преданных делу людей. Значит, остаюсь один я. Но если подозревать меня, то с моей стороны по меньшей мере глупо обо всем этом рассказывать.

— Но есть еще Глебов.

— Глебов никогда не стал бы этим заниматься, он все-таки выше этого. Но даже если допустить такую невероятную вещь — Николай Николаевич, как я уже говорил, крайне слабо разбирается в конструкции радиогенератора. И уж совершенно точно он не знал, что генератор и двигатель совмещены.

— Тогда кто же это?

— Неразрешимая загадка. Решить ее я не могу.

Подумал: кажется, он и сам не понимает, как можно решить эту загадку. Встал, откланялся и уже в дверях квартиры спросил:

— Кстати, Василий Васильевич, какой фирме может принадлежать эмблема трезубец на фоне шестеренки?

— Понятия не имею… Но можно посмотреть в конторе там есть все каталоги. Или спросить Гервера, он наизусть знает все эмблемы.

— Похоже, фирма с этой эмблемой недавно приобрела пустырь рядом с вашим заводом.

— Но этот пустырь секвестирован городскими властями. Мы ведь даже пытались как-то оформить купчую нам было отказано.

— И тем не менее какая-то фирма, скорее всего промышленная, его приобрела. Перед самым пожаром, причем сделка была оформлена скрытно.

— Действительно, непонятно… Впрочем, наверное, вы в этом разбираетесь лучше.

— Василий Васильевич, кроме нас, никто не должен об этом знать, это очень важно для меня как для адвоката. Условились?

— Хорошо, раз никто не узнал, никто и не узнает. Насчет же эмблемы — сегодня постараюсь выяснить, что это, и сообщу вам.

Простившись с Субботиным, Пластов поехал домой. Хржанович, пришедший точно к обеду, принес новость: денежный перевод на имя Ермиловой был отправлен шестого июля с Василеостровского почтового отделения. Вместе они тщательно изучили карту Васильевского острова — никаких сельскохозяйственных угодий в этом сугубо городском районе не было. Таким образом, история с исчезновением Ермилова становилась еще запутанней. К вечеру, когда Пластов должен был уже выходить для встречи с Лизой, позвонил Субботин: эмблема трезубец на фоне шестеренки принадлежит немецкой промышленной фирме «Шуккерт и К°» с отделениями в Берлине и Данциге. Об этом ему сообщил Гервер; Гервер же сказал, что месяц назад эта фирма открыла в Петербурге, на Невском, 42, торговое представительство.

Ожидая Лизу у цирка Чинизелли, Пластов попытался оценить события. Фирму «Шуккерт и К°» надо проверить, но ясно — это ширма. Впрочем, если дело касается шпионажа — проверка наверняка ничего не даст. Единственное, он может выяснить, какая банковская группа финансирует фирму, но и в этом случае рискует наткнуться на обычные подставные счета. Вдруг понял: предстоящая встреча с Коршакеевым становится, может быть, самой важной, ведь, несмотря на явный поджог, у него пока нет не только адреса, куда бы он мог предъявить обвинение, нет ни одной прямой улики, только домыслы. Он не знает, кто сманил Ермилова и куда тот делся, не знает, по чьему наущению его самого пытались убить на пустыре, не знает, кто за ним следит, не знает, кто положил в почтовый ящик записку. Все неясно. Если даже ему удастся определить, кем завербован фельетонист, то, по крайней мере, он попробует выяснить расстановку сил. Собственно, пока зыбки и подозрения в злом умысле Коршакеева… Может быть, просто светский лев решил поволочиться за Лизой — только и всего? Подумав, Пластов все-таки пришел к выводу: Коршакеев появился неспроста. Игра достаточно крупная, наверняка к делу привлечены большие силы, большие газеты и — большие деньги. Возникают еще два имени Ступак и Гервер. По его собственным ощущениям, сомнительно, чтобы эти люди были замешаны в преступных событиях, но теперь — в свете остального — почему бы и нет? Фирма «Шуккерт и К°» или те, кто действует под ее вывеской, вполне могли подкупить Ступака или Гервера. Хорошо, рано или поздно он это выяснит, сейчас же главное — Коршакеев.

Лиза подошла точно к половине седьмого. Она была одета по-вечернему и, хотя ему показалось, что девушка не в духе, выглядела прекрасно. Пока Лиза шла к нему, Пластов поймал несколько предназначавшихся ей восхищенных взглядов и ощутил досаду. Взял на углу пролетку, в пути объяснил Лизе, как следует себя вести с фельетонистом. Без четверти семь они вошли в роскошное здание стиля ампир на Крюковом канале, рядом с Мариинским театром. Под карнизом трепыхалось огромное полотнище с красными буквами: «Оперетта «Веселая вдова», начало в 8 1/2 вечера!» Ниже виднелась сделанная мелким золотым шрифтом приписка: «С 11 час. веч. в зале ресторана состоится гранконсьер паризьен под упр. Н. Ф. Бутлера. 25 первоклассных №№. Ресторан открыт до 3 час. ночи».

Пройдя мимо одетого графом Альмавивой швейцара, Пластов при взгляде в огромное зеркало усмехнулся про себя. Кажется, они представляют прекрасную пару. Он сам, подтянутый и уверенный, Лиза — юная и полная скрытого достоинства, но что из этого? Лизу с ним связывает всего лишь дело о страховке отца. Всего лишь — и только.

Вычурно стилизованный под ампир зал казался пустым обычно ресторан «Казино» заполнялся лишь к концу спектакля. Подумал было, что они пришли первыми, но поднявшийся из-за столика в углу человек,