Мне ревность жжет и сушит кровь Я не хочу тебя терять, Моя последняя любовь! ………………… Пускай отсохнет мой язык, Пусть руку отсекут мою: Не напишу тебе стихов, Пока тебя не разлюблю…

(«Ты спрашиваешь, почему…»)

Четвертый, последний» раздел «Упрямого календаря» — сборный (тринадцать стихотворений разного плана). Он кончается трагической «Счастливой женой», рассказом о двух матерях, зачавших в одно время:

Грозовой ночью, ночью мая, Счастливая, ты примешь плод, Но где-то в городе иная С проклятьем семя понесет.

Судьбы их сыновей — запрограммированы; если о первом мы узнаем, что:

Он дремлет на плече твоем. Ребенок, сын, кумир, И свет от лампы над столом Струит покой и мир, —

то судьба второго неотвратима:

А тот, как сорная трава, Растет на пустырях. Таит ребячья голова Обиды, злобу, страх.

Нэповское время действия обозначено не газетными ориентирами, а видением автора:

И снова всё, как было встарь: Вернулся хлеб, вернулся псарь, —

которое уже в 1935-м не устроит цензуру.

Дальнейший сюжет прост, как американское кино, — приходит день, когда парень-бандит, под караулив лично ему незнакомого сына «счастливой жены», сражает его ударом ножа, и что с того, что сам гибнет от рук милиции?

И легче ли тебе, сестра, Что и того, убийцу, — тоже Шесть пуль законных спать уложат На снег тюремного двора?

Полонскую, растившую сына и озабоченную его судьбой, такой сюжет занимал и пугал своей реальностью, она отразила, вместе с тем, одну из социальных проблем страны, вышедшей из гражданской войны, — проблему, разрешенную потом жестоко, но без устранения ее корней.

Несколько стихотворений «Упрямого календаря» написаны на литературные темы; например, «Прощальная ода» с ее благодарным возвращением к годам парижской юности:

Кто стар и бессилен и духом нищ, Лишь тот от тебя отречется, Париж, —

с полным осознанием невозвратности беспечной эпохи:

Мы в непраздный вступаем век. К чему лицемерить? Прощай навек…

(Ставшая несбыточной мечта снова повидать Париж не оставляла Полонскую до самой смерти). В «Упрямый календарь» не были включены ежегодные Серапионовские оды, но вошли стихи памяти одного из самых талантливых и любимых ею Серапионов Льва Лунца («А он здесь был милее всех, / Был умный друг, простой дружок»), имя которого будет через двадцать лет заклеймено в ждановском докладе и на

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату