Все прошло, как будто миг единственный.Ну, а все-таки, хоть все потеряно,Я тебя любила, мой воинственный.<Июль 1966>
Памяти Таламини
Был друг, а может быть, его и нет,Иль стариком он по Ферраре бродит…Хотел писать в Москву… ответа нет,Ведь ненаписанное не доходит.О молодость, Париж, ноябрь с дождями,Сад Люксембург, стоял закат в крови…Он шляпу снял: Давно слежу за вами.Вы любите? Не стоит он любви.Вы пишете стихи? — Откуда вам известно?Я журналист. Я прежде сам любил —А где ж она? — Ушла как сон прелестный!В ту комнату с тех пор я не входил.Так и стоит с закрытыми жалюзи,Пойдемте, покажу. Тут близки. — Я пошлаИ посмотрела дом. Да, дна окна, как узелНакрепко затянутый, зачеркнутый со зла.— И вы не знаете, куда она девалась? —Знать не хочу. — Гуляли долго мы,Пока не подошла усталость.Так мы сдружились с ним в преддверии зимы.<1966>
«А если я люблю…»
А если я люблю,Хоть, может быть, и в шутку.А если не внемлюЯ голосу рассудка.А если мозг в огнеИ сердце часто бьется,А где-то в глубинеИсточник тайный льется,И сладостна егоВ крови моей отрада.Дышу… и ничегоДругого мне не надо.<Июль 1966>
Садовник
Карлу Розиоргу
Не Брамса сонату прошу повторить,Где все разрешится в кадансе,— Нет, вновь это лето хочу пережить,Ему повторяя: «Останься!»Прозрачные ирисы тихо ушли,Дождями уход их оплакан,И за ночь, как в сказке, встают из землиПурпурово-черные маки.Сирень возвестила свой светлый приход,Душисто щедра, благосклонна…Гремело, как будто прошел самолет,Осыпались бурно пионы…И белый, дурманящий сердце, жасмин
