Он обвинил жену в лености и непредусмотрительности и сказал, что если только ему придется еще хоть раз заправлять машину, он всех к чертовой матери убьет, и пусть она застрянет в этой чертовой железке посреди трассы и идет домой пешком. Мама не ожидала такого поворота. Согласилась, что частенько на авось добирается домой с полупустым баком, но понятия не имела, что супруг так болезненно все воспринимает, и, конечно же, будет заправляться, не откладывая на потом. И действительно, мать сдержала свое слово: с тех пор она стала вести себя по-другому – и все: проблема исчезла. Суть рассказа сводилась к тому, что папа все эти долгие годы вел себя как последний осел, как он сам выразился, потому что надо было поговорить с женой с самого начала. Ему просто не приходило в голову, что все можно так легко решить.

Впрочем, он все равно от нас ушел.

О причинах я у него не допытывался. После поездки в «бьюике», когда мы были еще детьми, удобного случая так и не представилось. Кое в чем отец оказался прав: особой разницы мы не заметили. Сам его уход никогда по-настоящему не начинался и не заканчивался. Он и раньше частенько уезжал в Лос- Анджелес то по делам, то на съемки. Не было сцен, скандалов – просто этот человек стал чуть меньше бывать дома и чуть дольше находиться в отъезде. Так, постепенно, люди расстаются с мечтами. Нынешнее его жилье поначалу задумывалось как кабинет: он удалялся в эту квартиру, чтобы спокойно поработать в тишине. Ходу оттуда до нас всего ничего, да только если перестаешь куда-то ходить, то и короткий путь становится длинным. Не скажу, что у них там случилось, – не знаю. Теперь вот сижу у очага, грею в руках бокал вина, гляжу в искренние лица беседующих, а самому стыдно из-за того, что я не имею представления о родительских проблемах. У нас дома о таких вещах разговаривать не принято. Я просто боялся задать этот вопрос, боялся увидеть, как несчастье матери обретает форму, боялся узнать, что я каким-то образом навлек на семью эту беду. Все дело в тщеславии. Оно имеет множество воплощений. Мое тщеславие – это не самолюбование и не тяга к зеркалам, это тщеславие вины, тщеславие страха, тщеславие, благодаря которому я оказываюсь центром чужого несчастья. Нелепость, ясное дело. Да, отец ушел из дома, но при чем здесь я? Как я могу быть тому причиной? Почему мне кажется, что окутывающая отца аура несчастья сплелась из разочарованности во мне? Единственное и самое тяжелое разочарование – разочарование в себе. Мой несчастный улыбчивый отец, видимо, страстно нуждался в чем-то таком, что может предложить лишь новая, молодая, красивая возлюбленная. И это не секс, а нечто куда более сложное. Или простое. Вера в себя, может быть.

Мы слишком мало разговариваем друг с другом. Телевизор – это не общение, интернет – тоже; как ни странно, то же самое можно сказать и про телефон. Экхард, Илона, ее семейство и их друзья – вокруг меня собрались люди, которые общаются по-настоящему. Общение подразумевает слова, интонации, лица и улыбки; паузы, жесты, движения ног; уходы-приходы, будни и прозу жизни. Почему мы перестали ценить разговоры? Почему нам все время хочется, чтобы звуки были громче, цвета – ярче, напитки – крепче, наркотики – забористее? Почему мы ведем себя так, словно поговорить с друзьями уже не модно, словно это для старых, бедных и обиженных жизнью? Вырваться из замкнутого круга тщеславия так сложно, и беседа с другом – один из немногих путей, одни из немногих врат, через которые можно войти в Круг иных.

В последнем абзаце своей книги Вицино пишет следующее:

«Если вы меня спросите, в чем же тогда заключается суть хорошо прожитой жизни, я нарисую вам картину. В теплой комнате за столом собралась компания старых друзей. Они вкусно поели и допивают вино, отодвинув стулья и вытянув под столом ноги. Плавно течет беседа. Возможно, они обсуждают суть хорошо прожитой жизни».

Свадьба назначена на полдень следующего дня. Здесь все знакомое, родное, и даже беды отступают на второй план: не верится, что еще недавно моя жизнь подвергалась смертельной опасности. Скоро меня проводят до границы, а сегодня, этим утром, праздник для всех.

Молодожены облачились, как пристало жениху и невесте: на Экхарде темно-синий костюм; если бы не цветок в петлице, я бы принял его за низкооплачиваемого конторского служащего. На Илоне – длинное, по щиколотку, платье и короткая вуалька. Одежда на ней сидит своеобразно: я бы сказал, что все предметы гардероба ей чуть-чуть маловаты, но все вокруг принимают это как должное и восторгаются – наверное, в здешних краях так модно.

Вся семья в сборе. Гостей, похоже, не будет. Для кого тогда напекли столько пирогов?

В дверях слышатся тягучие напевы, всхлипывает скрипка, собравшиеся улыбаются, кивают, и дверь распахивается. На пороге, наигрывая залихватскую мелодию, возникают скрипач с аккордеонистом. Из парадных дверей на сельскую улицу выходят Экхард с Илоной, музыканты же направляются в другую сторону. Мы двигаемся следом, чуть приседая в такт музыке и сами того не замечая. Открывается дверь соседского дома, наружу высыпает по-праздничному разодетое семейство и тут же пристраивается к нашей процессии. То же самое происходит у второго дома, у третьего и так далее. Ход, возглавляемый скрипачом и аккордеонистом, становящийся все более многолюдным, сворачивает на соседнюю улицу, собирая гостей отовсюду, из каждого дома, из каждого переулка. К церкви мы подходим всем селом, народ весело притопывает в такт простому живенькому мотивчику.

Церковные врата распахнуты, звонят колокола. Музыканты удаляются. Первыми в Божий храм заходят жених с невестой и направляются к священнику, который уже готов к венчанию. Следом под каменные своды вливается поток гостей, медленно растекаясь по скамьям справа и слева от центрального ряда. Молодые произносят клятву верности под гомон собравшихся, а потом, взявшись за руки, обращаются лицом к гостям и принимают восторженные рукоплескания. Церемония прошла по-деловому и радостно. Мы выходим, молодые вторично возглавляют процессию, люди встают со своих мест и постепенно стекаются в единый хвост, который волочится за нами, раскручиваясь, точно садовый шланг.

Аккордеонист со скрипачом ждут нас в сельском клубе. К ним присоединился третий член ансамбля, контрабасист. Под звуки гимна во славу молодых мы заходим в большую залу. Вдоль стен – устеленные яркими скатертями столы, на них почетным караулом возвышаются блюда с пирогами. Позади – бутылки с винами, уже раскупоренные, бокалы из толстого стекла и высокие кувшины с водой. «Дили-дили, ди-ли-ли» – бойко выводит трио, и молодые пускаются в пляс. Обратившись друг к другу лицом, они начинают забавно откаблучивать, словно два петушка-фазана, топчущиеся друг перед другом, и в завершение берутся за руки и начинают кружиться. В круг входят гости: шаг назад, шаг вперед, и на месте поворот. Я тоже притопываю ногами, пью вино и уже чувствую, что захмелел. И тут ко мне подступает сестра невесты, вытянув навстречу руки и увлекая в веселую сутолоку – эх, сколько той жизни! Пускаюсь в пляс.

Мы проталкиваемся между танцующими, меня подбадривают улыбками. Расплясался – аж в пот бросило. Расстегиваю пальто, швыряю его под стол. Удивительное дело: партнершу мою особой красавицей не назовешь – обычное лицо, но от танца и веселья она распалилась, залилась румянцем и превратилась в настоящую милашку. Удивительно, как неожиданно порой воспринимаются совершенно обычные вещи. А Илона-то, Илона! Так и светится от счастья, глаз не отведешь, как и полагается настоящей невесте.

После танцев приглашают к столу; выпиваем, закусываем, а потом приходит время тостов. Пили много кругов, своего я не упускал и потому совершенно захмелел. В какой-то момент я замечаю, что все смотрят на меня, и Экхард держит в руках ту самую потрепанную книжонку в голубом переплете, сборник английской поэзии. Настал мой час.

Стихотворение Эдгара По, которое я буду декламировать, называется «К Елене» и посвящается не какой-то конкретной женщине, а Елене Троянской – той самой, чей лик «тысячи судов гнал в дальний путь и башни Илиона безверхие сжег некогда дотла», как сказал поэт. Она вроде как поэтическая бляденка – о ней писали все кому не лень. Какое это имеет отношение к Экхарду с Илоной, которым теперь предстоит зубами выгрызать себе некое подобие достойной жизни в этой изможденной, нищенской стране в состоянии чрезвычайного положения?

Понятия не имею.

На пьяную голову читается с удовольствием.

Елена, красота твоя,

Как челн никейский, легкокрыла,

К морям благоуханным я

Плыву в отцовские края! -

Ты древность для меня открыла.

Твои античные черты