Мы так и не узнали, что сделал бы Ноэль, если бы он был ангелом, потому как в этот момент Дикки обнаружил, что он царапает свой шедевр на форзаце латинской книги, которую Дикки получил в подготовительной школе в качестве награды за успешную учебу.

Ноэль в силу каких-то совершенно необъяснимых причин является самым любимым братом нашей Алисы и, разумеется, та за него вступилась, сказав, что он вовсе не хотел портить книгу, а, наоборот, пытался украсить ее своими стихами.

В ответ Дикки заявил, что готов считать стихи Ноэля чем угодно, но только не украшением. Много упреков и резких слов прозвучало с обеих сторон, и большинство из нас согласилось с Дикки в том, что Ноэль уже достиг того возраста, когда за подобные вещи несут ответственность. Кончилось все тем, что Алиса и Ноэль вдвоем отправились на прогулку, предварительно умыв заплаканное лицо стихотворца и придав ему мало-мальски пристойный вид.

Оставшиеся члены семьи посвятили этот день изготовлению дощатой платформы и закреплению ее на развилке дуба — таким образом мы получили прекрасную смотровую площадку для наблюдения за сарацинами, чья армия могла в любую минуту приблизиться к Лондону с намерением захватить город внезапным штурмом. На дуб всегда было очень трудно взбираться, но в тот день у нас возникли дополнительные сложности по вине соседей, которые привязали к дереву бельевые веревки и развесили на них свои мокрые тряпки.

Солнце уже клонилось к закату, сарацины пока не появлялись, но вместо них на горизонте появились Алиса и Ноэль, возвращавшиеся с прогулки. Они шли через обширный пустырь со стороны соснового леса, который мы давно уже собирались обследовать, но никак не могли выбрать для этого подходящий момент.

— Смотрите! — воскликнул Дикки. — Они без нас ходили в сосновый лес!

Однако топор войны, который Дикки держал наготове после утреннего происшествия, был зарыт с удивительной быстротой, едва лишь мы услышали первые слова Алисы.

— Освальд, Дикки! — сказала она. — Мы нашли сокровище!

Дикки как раз забивал последний гвоздь в помост смотровой башни.

— Неужто куча золота? — ахнул он и выронил молоток, что было довольно-таки неосторожным поступком.

— Нет, это не куча золота, но ничуть не хуже, вот увидите. Давайте соберем совет и я расскажу все по порядку.

Тогда-то Дикки и показал, что он умеет не только ронять молотки на головы своих ближних, но и при случае запросто может закопать в землю уже отточенный топор войны. Он сказал:

— Хорошо. Наверху хватит места всем. Давай руку, Ноэль. Освальд, подсади его на дерево. Теперь Алиса. Устраивайтесь пока на смотровой башне, а я сейчас подниму Эйч-Оу.

Оказавшись наверху, Алиса рассыпалась в комплиментах нашему сооружению, а Ноэль сказал:

— Послушай, Дикки, мне очень жаль, что так получилось с твоей подарочной книгой.

— Ничего, пустяки, — сказал Дикки миролюбиво, — я уже стер все написанное черствым хлебом. И следа не осталось, можешь не волноваться.

Ноэль разинул рот. В такие минуты он бывает поход на маленького голодного птенчика.

— Значит, моя великолепная поэма превратилась в грязные катышки хлеба? — произнес он сдавленным голосом, явно готовясь заплакать.

— Все в порядке, — поспешила утешить его Алиса, — я помню эти стихи наизусть и после ужина мы восстановим их на бумаге.

— Я хотел сделать как лучше, — продолжал Ноэль, потому что книга с авторской надписью ценится гораздо выше. Мне говорил это дядя Альберта.

— Все верно, только надпись должен сделать тот же автор, который сочинил книгу, — объяснила Алиса. — Это была книга Юлия Цезаря, а ты ведь не цезарь. По крайней мере ты им не был сегодня утром, когда писал стихи.

— Я и сейчас не Юлий Цезарь, — сознался Ноэль, — и не собираюсь им быть в будущем.

Освальд, убедившись, что примирение достигнуто и обе стороны удовлетворены, перешел к главному вопросу:

— Что это за сокровище и где вы его нашли?

Дальнейший разговор пришлось вести шепотом, поскольку у подножия башни — как всегда, в самый неудобный для нас момент — объявились соседи и начали снимать белье с привязанной к дереву веревки. Кто-то из них обронил замечание насчет «хорошего дня для просушки».

— Итак, — прошептала Алиса, — таинственно округлив глаза, — мы решили пойти в сосновый лес… А вам не кажется, что сарацинская башня маловата для пятерых? Здесь, в середине, доски как-то подозрительно прогибаются.

— Пересядь поближе к краю, — сказал Освальд, — и не отвлекайся.

— Мы пошли в сосновый лес, — продолжала Алиса, — потому что я читала где-то у Брет Гарта о том, что смолистый запах способен исцелить душевные раны.

— Если уж говорить о душевных ранах… — подал голос Дикки.

— Да-да, конечно, — поспешно согласилась Алиса, — но ты в это время сидел на дубе, а дубы, я полагаю, в таких случаях не менее целительны, чем сосны, если еще не лучше, особенно для нас, англичан, потому что настоящие англичане, они… то есть… мы… и дубы… Да, на чем это я остановилась?

Мы ей напомнили.

— Итак, мы пошли, и это оказался превосходный лес — дремучий и страшный. Мы каждую минуту ожидали, что из-за кустов появится какое-нибудь чудовище, Ноэль вам подтвердит. Правда, лес этот не очень велик, и, пройдя его насквозь, мы увидели безжизненную пустыню. Впрочем, она была не совсем безжизненной, поскольку там местами росла трава и кусты ежевики. И вот, посреди этой пустыни мы нашли удивительное сокровище.

— О сокровище давай подробнее, — сказал Дикки. — Вы принесли с собой хотя бы его часть?

Алиса и Ноэль переглянулись и одновременно фыркнули.

— Это невозможно, — сказала Алиса, — по крайней мере, очень трудно, потому что сокровище — целый дом. Большой дом среди мрачной пустыни.

— Заколдованный дом, — добавил Ноэль, — одинокий и необитаемый. А растения в его саду одичали и разрослись до жутких размеров.

— Вы заходили внутрь? — спросил Освальд.

— Нет, — сказала Алиса, — мы сразу пошли обратно. По пути нам попался один старик, который сказал, что владелец дома сейчас неизвестен и что все решит суд, но только не городской, потому что этот дом За Кордоном.

Эйч-Оу спросил, что значит «закордоном».

— Это очень просто, — пояснил Ноэль. — Старик хотел сказать «заколдован». Возможно, он просто выразился на свой старомодный манер. Конечно, обычный городской суд не может ничего сделать с заколдованным домом, пока его кто-нибудь не расколдует.

Тут из дома вышла няня и позвала нас пить чай. Мы прервали совещание и спустились со смотровой башни.

После чая Ноэль начал писать поэму под названием «Закордонный Дом», но мы не дали ему закончить, потому что пра было отправляться на разведку. Позднее Ноэль все же дописал свою поэму; она получилась ужасно длинной, и я не завидую тем, кому доведется выслушать этот бред от начала и до конца.

Солнце уже скрылось за горизонтом, оставив после себя багровое зарево, просвечивавшее сквозь