— Элизабет, ни к чему так пугаться, — проворчал Натаньел, подходя к камину. Боль в ребрах совершенно отрезвила его. Он быстро застегнул панталоны и надел рубашку, но не заправил ее, дабы спрятать от ее взора свое еще не до конца успокоившееся мужское естество. Он не сомневался в том, что успокоится оно еще не скоро!

— Как я могу не пугаться? — Элизабет застегнула платье, но волосы ее по-прежнему оставались в беспорядке, а лицо пылало от унижения. Она стояла рядом, но упорно отводила глаза. — А если бы миссис Уилсон решила войти в библиотеку, чтобы пожелать вам спокойной ночи?

— Она не вошла. — Натаньел попытался ее утешить.

— Но…

— Сегодня у нас будет достаточно других причин для беспокойства, нет смысла думать о том, чего не было, — сухо сказал он, беря бокал с бренди и приканчивая его одним глотком. Жидкость обожгла ему горло и согрела желудок.

— Какие же еще у меня причины для беспокойства? — настороженно спросила она, когда до нее дошел смысл его слов.

Натаньел посмотрел на нее с некоторым раздражением:

— Например, как нам продолжить то, что началось сейчас.

— Продолжить?

— Элизабет, прекрати! — досадливо вздохнул он. — Я считал тебя девушкой умной. Не стоит задавать подобные вопросы!

— Мне всегда и на все хватает ума, милорд…

— Называй меня Натаньел! — приказал он, подходя к ней, но тут же отступая на шаг и прищуриваясь. — Неужели мой натиск так напугал тебя, что ты боишься даже стоять рядом со мной? Напоминаю, я не привык ни перед кем отчитываться. Ни перед кем! — мрачно повторил он.

Элизабет слабо улыбнулась:

— Ваша тетушка — не «кто-нибудь». Да и она не привыкла, чтобы ей в чем-то отказывали!

Натаньел не мог не заметить, что Элизабет намеренно выделила слово «она». Он вынужден был с ней согласиться; тетя Гертруда действительно отличалась пылкостью нрава. Она непременно потребует от него объяснений. Кроме того, он понимал, что тетку до сих пор беспокоят полученные им травмы, хотя они начали заживать.

В какой ловушке он очутился! Точнее, в какую ловушку сам себя загнал! Может быть, если бы он так не злился из-за того, что Элизабет завтра поедет кататься с Теннантом, он бы не напился, не втащил ее в библиотеку, не начал бы целовать и ласкать ее и не поощрил ее к ответным действиям…

Нет, черт побери, он все равно сделал бы то же самое! Натаньел прекрасно понимал, что сделал бы то же самое, независимо от того, напился он или нет. Он чувствовал, что совершенно протрезвел. Значит, выпил он недостаточно, чтобы можно было винить в случившемся его состояние. Он хотел близости с Элизабет. Боже, как она целовала и ласкала его! Ничего подобного Натаньел в жизни не испытывал. В армии у него было много женщин, да и потом он не страдал от недостатка женского внимания; все его любовницы были опытными и прекрасно знали, как доставить удовольствие мужчине, но никогда раньше он не испытывал такого удовольствия от прикосновения губ и рук невинной юной девушки! Еще минута — и он излил бы свое наслаждение прямо в ее жаркий и влажный рот! Ненавидя себя, он признал, что был на грани. Если бы не голоса тетушки и Летиции в коридоре, он бы…

Он покосился на Элизабет и снова вспомнил, как ее пухлые губки ласкали его мужское достоинство. Он снова ощутил, как нарастает возбуждение, и понял, что должен уехать отсюда как можно скорее — хотя бы для того, чтобы найти женщину, опытную женщину, которая облегчит его страдания прежде, чем он снова поставит себя в глупое положение!

Он отвернулся, чтобы не смотреть на восхитительно пухлые розовые губы Элизабет.

— Утром я поговорю с тетушкой и все ей объясню.

— Лучше не надо, ми… Натаньел, — быстро поправилась она, заметив его мрачный взгляд. — Я в любом случае не рассчитывала надолго задерживаться у миссис Уилсон.

Темные глаза прищурились.

— Почему?

Элизабет сдвинула брови:

— Я тоже не обязана отчитываться перед вами… Натаньел! — Она ахнула, когда он в два шага преодолел разделяющее их расстояние и крепко схватил ее за руку.

— Не говори со мной таким обвиняющим тоном! — Он смерил ее пытливым взглядом. — Куда ты отправишься, когда уедешь отсюда? — подозрительно продолжал он.

Она хладнокровно встретила его мрачный взгляд:

— Как только я отсюда уеду, куда я отправлюсь, уже не ваше дело!

— Куда — или к кому? — сквозь зубы процедил он.

— Вот именно, — кивнула Элизабет.

Натаньел поднял надменные светлые брови:

— По-моему, вы меня недооцениваете!

— А вы, по-моему, недооцениваете мою способность противостоять вам, милорд, — так же решительно отвечала она, глядя на него вызывающе. Затем она решительно высвободилась из его хватки.

— Я не позволю вам уехать, не говоря, куда и к кому вы отправитесь! — пылко воскликнул он.

— Вы не имеете права чего-либо не позволять мне! — столь же пылко возразила она.

Натаньел мрачно решил, что Элизабет скоро его доконает. Точнее, станет причиной его медленной и мучительной смерти! Да и как может быть иначе, если она то доводит его до вершины блаженства, то ввергает в пучину отчаяния? Одна мысль о том, что она совершенно исчезнет из его жизни, — так же внезапно, как и появилась, — повергает его, человека, который редко выходит из себя, в состояние самой черной тоски… Несмотря на то что сейчас он ведет жизнь великосветского модника, за годы, проведенные на войне, он успел привыкнуть к решительным действиям. Вот почему его так бесило стремление Элизабет бесследно исчезнуть, вернуться туда, откуда она явилась, не говоря ни ему, ни кому-либо другому, где ее дом.

Он прищурился и сказал:

— Наверное, тут вы правы, Элизабет.

— Конечно, я права…

— И тем не менее, — решительно продолжал он, — я имею право сказать моей тетке, что вы хотите уйти из-за моих недавних… действий!

Элизабет ахнула от ужаса:

— Вы не посмеете!

— По-моему, вы достаточно хорошо успели меня узнать, — лениво протянул он. — Так что не сомневайтесь — посмею!

Элизабет успела узнать его гораздо лучше и ближе, чем кого бы то ни было! Натаньел оказался совершенно прав; она собралась покинуть Хепворт-Мэнор потому, что не могла дольше оставаться с ним рядом после недавней интимной сцены…

— Зачем вам сознаваться? — Она с любопытством посмотрела на него.

Натаньел пожал плечами:

— Тогда я буду уверен в том, что только я виноват, что вы так поспешно уедете отсюда и наживете неприятности. Признаюсь, мне не очень-то приятно чувствовать себя виноватым… Если можно так выразиться, я не люблю таскать бремя вины на своих плечах.

«На широких плечах», — подумала Элизабет. Широкие и мускулистые плечи, которые она еще так недавно гладила, ласкала и… нет, пора покончить с такими мыслями. Нужно как можно скорее выкинуть воспоминания о нем из головы, иначе она сойдет с ума.