его язык уже проник в ее интимные складки.
Роб замер, приподняв лицо.
— Если это не доставляет мужчине удовольствия, значит, он мертв. Я обожаю твои мягкие потаенные места, Элспет.
Они такие нежные и покрыты ароматной росой. И меня приводит в восторг мысль о том, что эта особенная часть твоего тела только моя и ничья больше.
Она готова была отдаться ему вся, без остатка, а не только предоставить в его исключительное владение пульсирующую плоть между ног. Элспет дрожала, утратив контроль над своим телом. Она стиснула простыни судорожно сжатыми пальцами и выгнулась всем телом, замирая на краю острого наслаждения и томления. Когда ее нижние губы свело первыми спазмами, Роб отстранился.
— Ах, Роб, я тебя умоляю!
Он поднялся и накрыл ее, прильнув губами к губам, телом к телу. Он вошел в нее одним движением, до отказа наполнив ее сосуд, и Элспет снова оказалась на краю экстаза.
— Это то, чего я от тебя ждал, любовь моя, — прошептал Роб. — Ты так меня просишь, что я не могу тебе отказать.
Он качнул бедрами, и давление на ее чувствительный бугорок столкнуло Элспет в пропасть. Ее внутренние мышцы стиснули его в яростном объятии. Она уже не владела собой. Единственное, что удерживало ее на земле, это его длинный каменный член. Роб изогнул спину, входя все дальше в ее пульсирующие глубины.
Его поцелуй заглушил крик, рвущийся из глубины ее естества.
Когда Элспет наконец затихла, Роб снова начал двигаться, поначалу очень медленно. Девушка, все тело которой все еще горело от мощной разрядки, тут же подстроилась под ритм его движений, одновременно покрывая его шею поцелуями и шепча жаркие и страстные признания. Она любила этого мужчину. Каждой своей клеточкой она обожала его всего, без остатка.
И когда Роб кончил в нее, Элспет обняла его содрогающиеся плечи, продолжая покачиваться и прижиматься к нему и позволяя войти еще глубже. Он принадлежал ей. Она знала, что никому его не отдаст.
Тишина и покой опустились на них безмятежной мантией, укрывая и защищая от внешнего мира. Армия под стенами крепости покинула сознание Элспет. Спешить было некуда и незачем. Все, что имело значение, — это то, что они рядом, что они обнимают друг друга и защищают свой союз от всех бед. Они знали: пока они вместе, им ничто не угрожает.
— Я люблю тебя, милая, — прошептал Роб, наконец покидая ее тело. — Ты ведь это знаешь, правда?
— Да, знаю. Ты так страстно мной овладел, что мог бы и не произносить этого вслух, но мне все равно очень приятно это слышать, — шепотом ответила Элспет. — Я тоже тебя люблю.
— Завтра…
— Давай не будем попусту тратить наше время на такую ерунду. — Она прижала палец к его губам. — Пусть все идет своим чередом.
— Я согласен. — Роб перекатился на бок и снова прижал ее к себе. — Тогда о чем мы будем говорить?
— Я вообще не собиралась ни о чем говорить. — Элспет отстранилась от него и смело вынырнула из- под одеяла навстречу холоду, чтобы отвязать шнур, удерживающий полог кровати. — Мне просто очень интересно, что может заставить
Наступило серое, хмурое утро. В низко нависшем небе не было даже намека на солнечные лучи. Моросил дождь. Роб облачился в твердый кожаный нагрудник и защитил доспехами руки и ноги. Он твердо решил провести переговоры с Драммондом и Стюартом, прежде чем разверзнутся небеса и легкая морось превратится в проливной дождь. Роб сел верхом на лучшую лошадь из своей конюшни.
Лучше Фалина лошади, разумеется, быть не могло, но жеребец так и не вернулся домой. Роб опасался самого худшего. Он отгонял мысли о том, что его любимец мог окончить свои дни в волчьем брюхе. Вместо этого Роб говорил себе, что негодник наслаждается свободой, покрывая каждую встречную кобылу.
В конюшню небрежной походкой вошел Хэмиш. В одно мгновение он оказался верхом на чалом жеребце и приготовился отправиться на переговоры.
— Ты не обязан меня сопровождать, — напомнил ему Роб.
— Не могу же я отпустить тебя одного, как ты считаешь? — обиженно протянул Хэмиш.
— Под парламентерским флагом мне ничто не угрожает.
Роб тронул лошадь стременами, и она спокойно зашагала по мощеному двору. Хэмиш ехал рядом с ним, и снующие по двору люди расступались, пропуская их и провожая исполненными уважения взглядами. Роб жестом потребовал, чтобы охрана подняла решетку на воротах и опустила мост через ров.
— В любом другом случае я бы с тобой согласился. Люди чести уважают предложение провести переговоры. — Хэмиш поднял длинное древко, на конце которого развевался белый флаг, и поскакал по мосту вслед за Робом. — Но в таком случае мы должны считать человеком чести Лахлана Драммонда. Я на это не способен. Ты мог бы побеседовать со Стюартом и Драммондом, не покидая крепости. Если бы ты находился во время переговоров за ее стенами, тебе действительно ничто не угрожало бы.
— Нет, когда я буду предлагать им мир, меня должны видеть как недруги, так и мои люди, — ответил Роб.
На самом деле его интересовал лишь один человек, который в эти минуты наблюдал за ним. Роб знал, что с зубчатой стены Кэстил Даб на него сейчас смотрит Элспет, хоть он и запретил себе оборачиваться в ее сторону. Она должна была убедиться в том, что он действительно пытается решить эту трудную задачу и помириться с ее отцом.
Но будь он проклят, если станет мириться с ее бывшим женихом!
— Не может быть. Это какая-то уловка, — пробормотал Лахлан, прищурив глаза и вглядываясь в приближающихся к ним всадников. Цвета попоны одной из лошадей указывали на то, что на ней едет сам Роб Мак-Ларен. — Когда мы на прошлой неделе вели переговоры, Безумного Роба еще не было в крепости. И с тех пор ни одна живая душа туда не проникала.
— Как бы то ни было, но они едут под парламентерским флагом, — отозвался Стюарт, натягивая тяжелые перчатки.
Тем временем парламентеры остановились вне зоны досягаемости стрел неприятеля, но под прикрытием собственных лучников.
— Это жест доброй воли. Кто бы ни ехал на этой лошади, он может, по крайней мере, что-то знать об Элспет. Я хочу услышать, что они желают нам сказать. — Стюарт обернулся и холодно посмотрел на Драммонда. — Ты можешь поехать со мной или остаться. Это уж как тебе будет угодно. Меня это не интересует.
Из-за ссор, которые то и дело возникали между их вассалами за ту неделю, что они провели под стенами Кэстил Даб, отношения между лэрдами напряглись. Драммонд смотрел вслед своему союзнику, к которому уже вели лошадь. Если дочь Стюарта умерла, их союз был весьма шатким. Драммонд понимал, что должен как можно скорее восстановить дружеские отношения с отцом своей невесты. Лахлан махнул рукой конюху, подавая сигнал привести и его коня.
Но он не спешил. Вести переговоры хотели посланцы из крепости, а не он. Он вообще был бы счастлив вскочить на лошадь и ускакать обратно, в свою крепость, с тем чтобы уже не покидать ее до окончания зимы.
Оказавшись в безопасности, Драммонд смог бы беспрепятственно разработать коварный план. К примеру, разыскать кого-нибудь из обитателей Кэстил Даб, кто затаил бы на своего лэрда обиду. Притом эта обида должна быть достаточно глубокой, чтобы, когда наступит весна, тот, кто ее вынашивает, согласился взять деньги и открыть Лахлану ворота Кэстил Даб. Темный Замок еще никогда не удавалось захватить снаружи. Но никто не пробовал овладеть им изнутри. Драммонд мечтал стать первым в этом списке.
Но Стюарт не желал откладывать решение этого вопроса. Если бы Драммонд мог оставить своего несостоявшегося тестя здесь, в этой грязи, при этом сохранив все договоренности, он бы сделал это, не
