с возмутительными, ложными обвинениями не только министров царского правительства, но и 'окружения' Государева, обвиняли даже самую императрицу, делая прозрачные намеки на государственную измену в пользу Германии.
Особенною наглостью и резкостью выделялась речь масона Милюкова, который каждое свое клеветническое утверждение заканчивал театральным возгласом: - Что это: глупость или измена? На что диавольский хор заговорщиков 'прогрессивного блока' дружно гудел в ответ: - Измена!
П.Ф. Булацель в своем Дневнике от 2 ноября 1916 так писал об этой преступной выходке обнаглевших заговорщиков ('Pоссийский Гражданин' № 39, стр. 15):
'Речи, произнесенные вчера при открытии Г. Думы гг. Чхеидзе и Милюковым, не разрешены цензурою к напечатанию в газетах, но публика и члены Думы, которые слыхали эти речи, разнесут их, конечно, по всей России и, если правительство не примет немедленно решительных мер, то Павел Николаевич Милюков сыграет в истории России такую же роль, какую сыграл г. Барнав, лидер 'друзей конституции' в истории французской революции'...
'Многочисленные памфлеты, листки и журналы распространяли в 1789 году злобную клевету про правительство Франции, обвиняя его в том, что оно, будто бы, сносится с иноземными врагами Франции и продает родину'.
'На почве такой гнусной клеветы легче всего смутить народные массы. Барнав, Cиес, Ламет и жирондисты стремились свергнуть ненавистное королевское правительство Людовика XVI, и для этого не останавливались ни перед какими инсинуациями, но они не рассчитали, что поощряемые ими руководители клубов 'якобинцев' и 'кордильеров' привлекут на свою сторону весь простой народ и, покончив с правительством короля, не задумаются казнить всех французских 'кадэтов' и 'земских октябристов', т.е. 'друзей конституции' и друзей умеренной политической свободы'...
'Если бы Людовик ХVI после первых же обвинений и гнусных клевет, которые в народном собрании позволил себе высказать Барнав, немедленно отдал бы под суд Барнава и его 'товарищей', то, может быть, вся революция остановилась бы надолго. Но король вечно колебался и как только во французской государственной думе раздавались нападки на кого-нибудь из его друзей или защитников, он сейчас же отрекался от того, что подписал и одобрил накануне. В результате 'общественное мнение', подогреваемое газетами и наглыми речами в клубах и в национальном собрании, давало электрический ток к общему недовольству всей страны. Одна и та же искра сразу воспламеняла страсти у миллионов людей. Небольшая 'нелегализованная' кучка людей, стремившихся к перевороту, обвила своими сетями правительство закона, давала толчок в центре, а отражение этого толчка при помощи газет чувствовалось уже через несколько дней во всех концах государства'.
Законная власть была нема и невидима; она не решалась проявить свою силу, а 'незаконное правительство партий' было дерзко и красноречиво, как П.Н. Милюков! Дерзновение и ненависть прививались народу речами Барнава и Сиеса, а вне государственного национального собрания и в клубах кордильеров уже нарождались новые еще не признанные вожди, Дантон, Марат и Робеспьер, которые порождали своими необузданными речами дикий фанатизм, являющийся предвестником кровавого террора'.
'Пусть другие говорят и думают что угодно, но я не перестану находить в событиях современной европейской жизни поразительное сходство с тем, что переживала Европа сто двадцать шесть лет тому назад... Отвратить террор необузданной толпы еще пока вполне возможно, но надо торопиться, иначе будет поздно'...
При условиях тогдашней военной цензуры, в печати нельзя было более ясно и резко определить истинное положение вещей, чем это сделал достойный патриот П.Ф. Булацель.
Но русские правители того времени, точно одурманенные Темною Силою, не только не боролись с явной атакой на государственную власть, но продолжали унижаться и заискивать и перед революционно настроенным 'прогрессивным блоком', и перед все более наглевшей столичной 'общественностью'.
Быть может, лучшее объяснение необъяснимому поведению правителей во время таких революций дает известный французский писатель, граф Жозеф де Мэстр в своем сочинении 'Размышление о Франции', где он отмечает сатанинский характер революции; не люди ведут дела революции, а сама революция пользуется всеми людьми, которые попадаются на ее дороге, и самим главарям 'великой' революции все удавалось лишь до тех пор, пока они были слепыми орудиями таинственной силы, которая лучше людей знала, куда их ведет...
В заседании Г. Думы 22 ноября 1916 года с возражениями против нападок на власть и опровержением клеветнических речей Милюкова и Пуришкевича выступил правый член Гос. Думы Марков 2-й. В течение полуторачасовой речи он с документами в руках разбирал и доказывал полную и сознательную лживость всех предъявленных обвинений. Марков 2-й доказал, что обвинения члена Думы Милюкова, будто 'ближайшее окружение молодой императрицы' и министры Протопопов и Штюрмер повинны в государственной измене в пользу Германии, основаны вовсе не на сведениях английской печати, как это утверждал Милюков, а на преступных вымыслах 'русской газеты 'Речь', руководимой тем же самым Милюковым. Марков 2-й проследил в цитатах, как гнусные вымыслы 'Речи' попали сперва во враждебные России германские газеты, оттуда были перепечатаны газетами английскими, и затем вся эта иудо- масонская отсебятина, после кругосветного путешествия, возвратилась в Россию, и Милюков подал ее в виде грозного обвинительного акта против Верховной Власти: - 'Глупость это или измена?'
- 'Тут была и глупость, и измена, - сказал Марков 2-ой, - глупость всех тех, кто верит Милюкову, измена всех тех, кто во время опаснейшей войны подрывают высший авторитет которым единственно держится государство'...
Доказательность и убедительность доводов правого оратора привела членов 'прогрессивного блока' в величайшее возбуждение. Речь Маркова 2-го тонула в сплошном шуме, криках, то грубой брани, то злобном хохоте заговорщиков: оскорбления и площадные ругательства с мест сыпались как горох.
Председатель этого собрания М.В. Родзянко, один из главарей 'прогрессивного блока', не принимал никаких мер к прекращению безобразия; когда же Марков 2-ой пытался сам усовестить ругавшихся, как ломовые извозчики, 'прогрессистов', то Родзянко призывал оратора 'к порядку', с угрозой лишить его слова за нарушение наказа Г. Думы...
Кончилось тем, что Родзянко внезапно прервал далеко еще не оконченную речь Маркова и резко потребовал ухода его с кафедры, 'так как речь его возбуждает недовольство Госуд. Думы'.
Возмущенный бессовестно-грубым пристрастием председателя, явно не желавшего допустить опровержения клевет против Государыни императрицы, Марков 2-ой бросил в лицо Родзянка: - Мерзавец!
Затем, обращаясь к Думе, он пояснил, что мерзавцами считает не только Родзянку, но и весь состав 'прогрессивного блока'. К правому депутату была применена 'высшая мера наказания', доступная Госуд.