– Есть, сэр, – ответила маленькая канистра, откатилась в угол, где подключилась к розетке для подзарядки, и на какое-то время застыла.

– Встретимся у шлюза, – крикнул Дар. Он отхлебнул последний глоток чая, опустошив чашку, опустил ее в посудомоечную машину и пошел за скафандром.

Одевшись, он проверил швы, вышел в шлюз и поплыл. Дверь шлюза закрылась за ним автоматически, но Дару пришлось правой рукой держаться за скобу, пока левой он поворачивал запирающее колесо, иначе бы он сам поворачивался в противоположном направлении. Воздух со свистом уходил в баки, а Дар удовлетворенно подумал: правильно ли он сделал, настояв на том, чтобы в шлюзе не было искусственной силы тяжести. Прежде чем выйдешь на поверхность, следовало привыкнуть к невесомости. Дара постоянно преследовал кошмар: поломка пластин гравитации.

С другой стороны, можно не беспокоиться о том, что упадешь. Нет, это сравнение надо отменить: в невесомости каждый постоянно падает. Просто можно не беспокоиться о резкой остановке в конце падения. Конечно, он умеет падать: ему много раз приходилось спотыкаться, и он научился приземляться безопасно, хотя и не мягко, – но все равно ему это не нравилось.

Фесс ждал его сразу у выхода из шлюза – еще один камень с острыми углами в этом сюрреалистическом ландшафте из яркого света и абсолютно черной тени.

– Прошу произвести визуальный осмотр, – приказал Дар.

– Никаких видимых протечек, – ответил Фесс медленно поворачивающемуся Дару, которому при этом приходилось все время менять руки. – Все швы целы. Хорошие манеры не обязательны в обращении с роботом, Дар.

– Да, но если я не буду их соблюдать, это может войти в привычку, и я стану невежлив с людьми. А этого я не могу допустить, Фесс, мне дорог каждый человек, особенно тот, который способен стать мне другом, особенно учитывая, что на Максиме нас, людей, всего каких-нибудь двести пятьдесят шесть душ. Пошли, поглядим, что сделал резчик за последние три часа, – он присоединил свой трос безопасности к тросу-проводнику и оттолкнулся в направлении на север.

Робот, режущий скалы, за три часа произвел еще четыре десятка блоков.

– Ну, производство в норме, – Дар взглянул на оплавленный след, оставленный резчиком. – Хотелось бы мне заиметь еще одного.

– Конечно, это желательно, Дар, но тогда у нас были бы перебои с подачей энергии. Выпуск шлака потребляет шестьдесят процентов мощности реактора, а козловой кран и потребности фабрики забирают остальное.

– Значит, нужно закупить более мощный реактор, – Дар посмотрел на кабель, отходящий от крана к реактору, расположенному в глубине скалы в ста ярдах от дома.

– Вы сможете это себе позволить в близком будущем, Дар.

– Насколько близком? – проворчал Дар.

И тут неожиданно на него накатил бурный вал воспоминаний. Ему показалось, что с ним разговаривает не металлический напарник, а Лона, любимая и в данный момент отсутствующая. Разум понимал, что беседовать с иллюзией бессмысленно, но сердце легко и бестрепетно поверило в мираж.

– Всего через каких-нибудь четыре года, – сказала она, неожиданно появившись из-за скалы. – Придет наш корабль, Дар. Вот увидишь.

– Да, но будет ли это буксир или торговец?

– Торговец, – Лона подняла руку, словно давала клятву. – Вот тебе крест!

– Отлично, – Дар потянулся к ней.

– Не сейчас, нахал, – Лона игриво шлепнула его по руке. – У меня еще много работы.

– Я сделаю ее за тебя, – предложил Дар. – Потом.

– Хвастун. А потом скажешь, что сделаешь со мной?

– Ну, как раз...

– И не пытайся, – она прижала палец к его губам. – Учитель, который знает свое дело, не обязан заниматься им сам.

– Я перестал учить уже шесть лет назад.

– Только потому, что за тобой по пятам гнался шериф. Если бы на Максиме были дети, ты бы открыл школу и здесь.

– Это грязная сплетня. У нас есть четырнадцать детей.

– Конечно, но старшему только четыре.

– Ну, я специализировался по обучению подростков. Неужели моя вина в том, что все здесь, по меньшей мере, бакалавры. Кроме меня...

– Да, азбуке детей учить еще рановато. Особенно поскольку ты, в основном, обучал молодых холостяков.

– Да, но странное дело, интересовали меня только незамужние девушки...

– Итак, я стала мотивировкой твоей тяги к педагогике, ибо была, есть и остаюсь незамужем, – Лона передернула плечами. – Но учился ты.

– Да, а ты учила...

– Я и маленькая, но хорошо подобранная библиотека. Ты даже научился не бояться реактора.

– О, я бы этого не сказал, – Дар повернулся и посмотрел в иллюминатор на скалу, в которую только что погрузил реактор. – Умом я понимаю, что радиация не может вырваться из своей плазменной бутылки, но эмоционально мне все равно хочется быть подальше. Так герпетолог [ученый-биолог, изучающий змей] знает, что змея не способна прокусить стекло террариума, но все равно рефлекторно отпрыгивает, когда его подопечная делает выпад.

– Ну, ты всего лишь человек, который к герпетологии не имеет никакого отношения, – Лона встала за спиной Дара, просунула свои руки под его и начала чертить геометрические фигуры у него на груди.

– Конечно, пятьсот метров расстояния ничего не дадут, если реактор взорвется. Мы все равно окажемся внутри огненного шара.

Руки ее застыли.

– Ты знаешь, что он не может взорваться.

– Да, знает мой мозг, но не внутренности, которые холодеют от одной лишь мысли о том, во что превращается органика в эпицентре плазменной горелки.

– Даже если произойдет что-нибудь, чего не выдержит плазменная бутылка, прекратится подача водорода и реакция мгновенно остановится.

– Знаю, знаю. Мне просто не нравится жить по соседству с водородной бомбой, даже если она загнана в бутылку. Я все время думаю, что будет, если кто-то откроет пробку и джинн вырвется наружу.

– Ну, пока никакого любознательного Алладина не предвидится, стало быть этот джинн никогда не вырвется, а мы тем временем позволим себе удовлетворять любые желания.

– Для этого нам и нужен больший джинн?

– Конечно. Это единственная возможность сделать так, чтобы сбылись любые, самые экстравагантные пожелания. Нужно призвать большого брата, – руки ее снова заскользили по его груди.

Дар застыл, стараясь ощутить всем телом ласки любимой женщины.

– Что, по-твоему, ты делаешь, Алладин в юбке? Натираешь лампу?

– Рисую. Я тебе ведь говорила, что завтра должна улететь на Землю?

– Да, но ты пообещала, что я запомню сегодняшний день.

– Тогда carpe diem. [Carpe diem (лат.) – дословно, “пользуйся днем”, в смысле не теряй времени]

– Ну, мне не карп нужен, – ответил Дар, демонстрируя незнание латыни. – И одним мгновением ты не отделаешься.

Но она отделалась. Он готов был бы поклясться, что прошло всего одно мгновение, время в объятиях любимого человека обладает способностью замедляться. А с другой стороны, очаровательные ощущения длились целый час. Дар перевел дыхание и покачал головой, приходя в себя от восхитительных воспоминаний.

– Могу ли я напомнить о деле, Дар? – донесся из наушников металлический голос, лишенный обертонов. Так же неожиданно, как прежде накатил, бурный вал иллюзорных воспоминаний схлынул прочь.