для него так важно.

Кресле взял подарок молча, понимая, что сейчас не время рассыпаться в благодарностях. Либо же говорить о том, что подарок дорог, а он не хочет чувствовать себя обязанным мне. Он только лишь кивнул головой, принимая подарок.

Мы встали лагерем в самых предгорьях, в замечательном дубровнике, где на краю поляны бил ключ с ледяной водой. Здесь и будет наш лагерь всё ближайшее время, потому что нет смысла лезть в горы верхом, они и пешком не слишком проходимы.

Первые дни прошли в напрасных поисках, попробуй, найди зверя там, где он чувствует твой запах за лигу, а ты даже не можешь обнаружить его следы.

Но он крутился где-то рядом, потому что по ночам тревожно бились в путах наши лошади, чувствуя запах волка. И лишь мой Ворон, выросший на свободе, в степях, где подобных тварей немерено, гневно храпел и ржал, требуя выпустить его на свободу.

Мы днями прочесывали заросли в надежде найти зверя, или хотя бы его логово, растянувшись цепью в пределах видимости, и держась по двое. Именно на этом настоял барон Кресле и снова в его словах был резон. Стояла редкостная жара, которая в густых зарослях чувствуется особенно сильно, от пота резало глаза, а ноги гудели от усталости. Но мы ни разу не смогли увидеть его даже издали.

Несколько человек весь световой день сидели в засаде на высоких деревьях, скрывшись в их кронах, держа под рукой ружья.

Между дубравой, где мы расположилась лагерем и границей зарослей проходила узкая полоса земли, почти лишённой растительности и была легкая надежда на то, что стрелкам удастся увидеть зверя именно на ней.

Затем из имения Кресле привезли пару ягнят, которых мы использовали как приманку. Тщетно.

По вечерам мы обсуждали возможности поймать зверя в капкан, ловушку или заставить отведать его ядовитого мяса, а ночью опять просыпались от храпа и ржания рвущихся из пут лошадей. Он как будто бы издевался над нами.

Люди начали шептаться о том, что это не простой волк, а волк-оборотень, который может становиться невидимым.

Кресле зло фыркал, заявляя о том, что будь волк хоть трижды оборотнем, ему достаточно показаться на расстоянии выстрела, пусть даже и невидимым, он учует его носом и не промахнётся.

Одна ночь прошла спокойно, а на следующий день прискакали гонцы из деревни барона, рассказавшие о том, что есть ещё одна жертва, припозднившийся рыбак. Его нашли как и прочих, целого, не объеденного, только лишь с перерезанным горлом.

Когда в голову всё чаще начали приходить мысли о бесполезности наших поисков, мы повстречались, я и зверь.

Накануне вечером Шлон, наш всегдашний повар, пересолил кашу. Его друг, Нектор прокомментировал это тем, что Шлон, наконец, влюбился, что очень славно, поскольку ему давно хочется погулять на его свадьбе. Вот только непонятно в кого, мы здесь уже неделю, и за всё это время не видели ни одной женщины, задумчиво протянул Нектор. Никто его шутку не поддержал, слишком не до того было всем, чтобы шутить.

Утром мы завтракали остатками вчерашней пересоленой каши, и именно это привело меня к встрече со зверем.

Ещё вчера, за ужином, мы приняли решение сворачиваться, потому что в нашей охоте не было никаких перспектив, и этот день должен был стать последним в наших поисках.

За всё это время, проведённое здесь, мы не видели даже промелькнувшей тени звери, не нашли его логова, мы вообще ничего не нашли.

Вернее нашли, два чисто обглоданных человеческих скелета. Одного из них признали, по обрывкам одежды, по поясу и ножу, и он оказался жителем Кривичей, пропавшим пару месяцев назад. Другой скелет так и остался неопознанным.

Следующий наш план был таким: где-нибудь поблизости от селений устроить засаду, где живцом был стать доброволец. На этом вчерне он и строился, наш план. Все подробности должны решиться на месте, и ещё предстояло решить главный вопрос – где его взять, добровольца. Никто из присутствующих желания не высказывал.

Мы с Кресле решили сообща сделать награду за смелость такой, чтобы кто-нибудь всё же счел возможным рискнуть.

Вот об этом я и думал, спускаясь на дно распадка, где весело журчал ручеёк, с пустой флягой в руке. День выдался особенно жарким, и вода в фляге после пересоленного завтрака кончилась на удивление быстро.

Я шел и улыбался, хотя ситуация к этому не слишком то и располагала. Просто я представил, что живец наш падет жертвой оборотня, и размер следующей награды придется значительно увеличить. Пара таких попыток и случится одно из двух: либо закончатся желающие рискнуть, либо у нас с Кресле не хватит денег. Любая ситуация становится смешной, если довести её до абсурда.

Всё так же улыбаясь, я наполнил флягу водой из ручья и уже представил, ка холодная вкусная вода скользит внутрь меня, когда поднял взгляд и увидел зверя.

Это действительно был волк, и он был не просто большим, он был огромным.

Очень светлая шкура и седина. Зрение обострилось до такой степени, что я мог свободно рассмотреть все волоски на его морде.

Верхняя губа зверя задралась, и показались клыки, на удивление белоснежные. Но не цвет клыков поразил меня, а их величина. Не может быть у волков, пусть и громадных размеров, клыки такой неимоверной длины.

Я стоял полусогнувшись, чувствуя, как закаменело тело, и рассматривал его, как будто пытаясь запомнить на всю оставшуюся жизнь.

Волк зарычал, и шерсть на его загривке поднялась дыбом. Рычал он тихо, но мне казалось, что его рык пробирает меня до самых отдалённых уголков.

Я стоял, понимая, что нож, висевший на поясе, не поможет, пистолет я не успею выхватить, а если и успею, то мне не хватит времени взвести курок.

Прошка дожидался наверху, и единственная моя надежда, похожее на рогатину короткое копье, было прислонено к небольшому деревцу в паре метров сзади от меня. И ещё я понимал, что волк сейчас прыгнет.

По груди его забугрились мышцы, всё, сейчас будет прыжок, а мое тело по-прежнему как будто чужое, и налитое свинцом. И вот тогда мне почему-то вспомнился Годим, старик, с которым я когда-то встретился по пути в Дрондер. И то, чему он учил меня тогда, буквально за несколько минут до своей смерти.

Я зарычал нутром, бросаясь спиной к рогатине, прислоненной к дереву. Перед тем как упасть на землю, мне нужно было успеть схватить её, упереть древком в землю, и развернуть лезвие так, чтобы оно могло пройти сквозь ребра прыгнувшего на меня хищника.

Затем было бледное лицо Прошки, его вопросы ко мне, смысл которых я никак не мог понять. Потом появились остальные. Они о чём-то громко говорили, даже спорили.

Ещё потом я долго сидел в одиночестве, попросив никому ко мне не подходить. Очень не хотелось, чтобы они видели, как у меня дрожат руки.

Страха уже не было, но его взгляд…

Он был каким-то разумным, не было в нём тупой ярости или ещё чего-то, что должно было быть во взгляде зверя. Скорее насмешка. А может быть, мне тогда всё показалось.

Он действительно был огромен, этот волк. Его даже не стали волочить наверх, настолько он был неподъёмен, ободрав шкуру у ручья.

И я не стал делать из него чучело, хотя мне сказали, что именно так он будет смотреться наиболее впечатляюще. Шкуру выделали, оставив торчать клыки из пасти, и я постелил её в кабинете своего столичного дома перед камином.

Яна, время от времени бывавшая у меня в гостях, проходила мимо неё с лёгкой опаской. Потом мне удалось уговорить Яну на то, что я давно уже представил в мечтах, и выражение глаз её, при взгляде на