— Спасибо, — кивнула я, уловив краем глаза силуэт официанта, материализовавшегося у стола. Наполнив бокалы, призрак растаял в воздухе.

— Что скажете о Майлзе, Холмс?

— Болен. Слаб. Начисто лишен самоуважения, полон презрения к себе и ко всему прочему. Но, хвала Создателю, худшие-физические муки он преодолел. Молод, здоров… Доктор надеется.

— Значит, его вылечат?

— «Вылечат»… Это слово в данном случае не вполне уместно. Организм очистится. Остальное зависит от него самого.

Прибыл обед.

— Я вам весьма благодарна, Холмс, — сказала я, когда официант удалился. — Надеюсь, однако, что этот процесс не затянется.

Холмс задержал в воздухе вилку.

— Что-то случилось?

— Нет-нет, ничего срочного. Иначе я бы на вас сразу вышла. — Я сосредоточилась на ноже, вилке и содержимом тарелки. — Просто давно вас не видела… Не получала мудрых советов опытного наставника.

И я активно заработала челюстями. Холмс последовал моему примеру через несколько секунд и почти сразу поинтересовался, чем я занималась с четверга. Рассказ мой, весьма детальный, включавший визит к портным и реформаторскую деятельность в суссекском доме, изредка прерывался вопросами и комментариями Холмса.

Мы перешли к кофе. Мой друг откинулся на спинку стула, на лице его появилось задумчивое выражение, свидетельствующее о концентрации умственных ресурсов, о незатихающей активности под редеющими на лбу волосами.

— Каковы у нее источники доходов?

— Вот-вот. Земляника из французских теплиц на костяном фарфоре, — подхватила я. — Вороны Илии принесли в клювах.

— По этому вопросу мы можем проконсультироваться с моим братцем Майкрофтом, — проронил он как бы между прочим.

От этого «мы» на меня повеяло теплом и уютом. Как будто мы снова совместно работаем над каким- либо случаем, а не обсуждаем мое досужее любопытство.

— За ней, возможно, стоят какие-то благотворители-толстосумы. Интересный вопрос. В политике возможны странные совпадения интересов.

— Вы думаете, ничего более зловещего, нежели политические маневры, за всем этим не кроется? — спросил Холмс.

— В недостатке цинизма меня не уличишь, но не могу представить себе Марджери вовлеченной во что-либо более серьезное, чем нарушение законов о труде. Разве что святотатство. Оно все еще остается уголовным преступлением, так ведь? Но много ли на нем заработаешь? Скорее всего, действительно добровольные пожертвования. Какая-нибудь утопающая в долларах американская вдова… Может, группа отчаявшихся суфражисток?

— А как насчет воодушевленного джентльмена?

Удивительно, как живо отреагировала я на это предположение Холмса. Умышленно ли он использовал такую интонацию?

— Если у Марджери и есть поклонник, то она ловко законспирировалась. Я совершенно ничего не заметила. Слышала лишь о некоем господине, в обществе которого ее видели во Франции.

— Но аскетом ее не назовешь.

— Ни в коем случае.

— Напустить на нее Майкрофта?

— Думаю, пока что рановато. Может быть, после двадцать восьмого.

— Ага, на двадцать восьмое назначена ваша презентация. Как с нею дело обстоит?

— Потрясающе! У Дункана уже голова кругом. Целая толпа американских теологов по пути на конференцию в Берлин собирается задержаться у нас, уже прислали заявку.

— Значит, вас принимают всерьез.

— Очень воодушевляет, конечно, но посмотрим, что произойдет двадцать восьмого.

— А каковы ваши планы до этих пор? С кофе покончено, может быть, прогуляемся по набережной? Или вам пора?

— Нет-нет, я не тороплюсь, конечно, пройдемся.

Облачившись в пальто, мы вышли из ресторана.

Туман толокся под уличными фонарями.

— Не тянет меня в Суссекс. Дом проморожен, работать невозможно из-за грохота строителей, да и отвлекаться на них буду. Конечно же, мне не понравится, что они там делают, начну придираться. Нет, лучше в «Превратности судьбы» податься, там тихая читальня, три стола всегда пустуют. Не Оксфорд, но тоже уютно. Дункану я обещала не пропадать.

— Из-за Марджери остаетесь в Лондоне?

— В общем-то да… А с чего вы вдруг интересуетесь моими планами, Холмс?

— Боюсь, мне придется отлучиться на несколько дней. Кроме вашей, я получил сегодня еще одну телеграмму. Майкрофт просит помощи. Поеду в Париж, оттуда в Марсель. «Выжать сок» из очевидца. Заметили, что терминология Майкрофта часто отдает кулинарией?

— И вы хотели меня пригласить?

Конечно, приятный знак внимания.

— Я полагал, что вам будет интересно прогуляться по Франции.

— Конечно, Холмс, большое спасибо. К сожалению, не могу отлучаться от Оксфорда дальше Лондона. Ведь двадцать восьмое уже не за горами. А вдруг какая-нибудь буря или забастовка железнодорожников? А отложить нельзя?

— Ну что ж, как-нибудь в следующий раз. — Сказал он это спокойно, но по голосу чувствовалось, что Холмс разочарован не меньше меня.

— В следующий раз и, надеюсь, скоро. Как долго вас не будет?

— Уеду в среду, вернусь через неделю в четверг, если не встретятся какие-нибудь осложнения.

— Что ж, может быть, к вашему возвращению припасу что-нибудь интересное.

Холмс проводил меня до дверей моего клуба, и мне почудилось что-то печальное в повороте его запястья, когда он, прощаясь, поднес руку к шляпе.

Далее события развивались по распорядку, уже изложенному мною Холмсу. Вторник я провела в Лондоне. С утра — Британский музей, встреча со специалистом по древней Палестине и Вавилону, после полудня — Марджери, вечер в клубе. В среду отправилась в Оксфорд, работала в библиотеке Бодли. В четверг утром уехала в Лондон в контору к моему стряпчему мистеру Арбетноту, от него на примерку к эльфам, от которых вышла, обвешанная коробками. Отвезла все в «Превратности судьбы», где меня ждали три книги, заказанные для Марджери. Я захватила их к Веронике, где мы, по ее выражению, «насладились поздним чаем или ранним ужином» и обсудили вопросы организации ее библиотеки. В Храм решили отправиться пораньше, чтобы сориентироваться с библиотекой на месте. Четверг, «ночь любви» по графику проповедей. Я уже ощутила в себе растущий интерес.

Перед Храмом я спросила Веронику, как лучше передать книги Марджери.

— Хотелось бы отдать их до службы. Например, вручить Мари. Но главная дверь ведь заперта?

— Ничего страшного, я проведу тебя.

Мы прошли через служебный вход тем же путем, что и десять дней назад, но в этот раз последняя дверь оказалась запертой. Вероника вынула из сумочки свой ключ, и я последовала за ней. На ходу она повернула ко мне голову и сказала:

— Марджери, вероятнее всего, медитирует, так что отдадим книги Мари. Или оставим в приемной с запиской… Мари! — вдруг крикнула она. — Что случилось?

Через плечо Вероники я увидела горничную Марджери. Она выглядела совершенно убитой, стояла, схватившись руками за голову, и глядела в дверь, расположенную слева от нее. Мари опомнилась, лишь