Гуси напомнили мне про другую птицу.

— Слушай, — сказал я смеясь, — Сашка трепался вчера, что превратил тебя в аиста.

— Почему — трепался?

Я разинул рот.

— Как?! Ты хочешь сказать…

— Это правда.

Я остановился:

— Вы сговорились!

— Можешь не верить. — Он пожал плечами. — Никто не заставляет. Ты спросил — я ответил.

И заговорил совсем о другом. О каком-то миниатюрном радиоприемнике, который он монтирует. Видно, интересы у братьев. близнецов совсем разные. Один больше на сказки налегает, другой — на технику.

Но я не мог просто взять да и забыть об аисте.

— Как же так: человека превратить в птицу? Тебе просто показалось.

Васька неожиданно согласился:

— Вполне возможно. Он внушил — и мне показалось. Гипноз или как это называется. Я видел крылья вместо своих рук, даже махал ими, взлететь хотел. А на самом деле у меня были руки как руки.

— Если только так…

И все равно — здорово! Ну, Сашка! А я думал — он нафантазировал от начала до конца.

— Обожди здесь. — Васька остановился возле зеленого штакетника; за ним стеной высился густой кустарник, даже дома не было видно. — Я сейчас.

Калитка открылась и закрылась сама, Васька даже пальцем не притронулся. Я нисколько не удивился. Братья Яскажуки уже приучили меня к чудесам.

За соседним забором бушевал огромный пес. Его глухой басистый лай напоминал рык льва — я слышал однажды в зоопарке. Я подошел поближе и уставился на пса не мигая. Ничего не вышло. Лишь на глаза навернулись слезы. Пес лаял по-прежнему, даже, пожалуй, еще пуще. Не гожусь я в гипнотизеры!

— Собака друг человека, — сказал я с досадой. — А ты на меня лаешь. Тоже мне друг!

Скрипнула калитка. Вышел Сашка. Его-то я узнал сразу: вчерашняя куртка на молнии. И улыбается во весь рот. Васька, пока мы шли, ни разу не улыбнулся.

— А, ты… Мы с дядей только вернулись, двенадцатичасовым автобусом. Ну, как раскопки?

— Ничего особенного. Одни горшки глиняные. Хочешь — покажу?

— Погоди, я за Васькой сбегаю. Он такими делами больше меня интересуется.

Опять я остался один у калитки.

Соседский пес перестал вдруг гавкать, заскулил образованно. Наверное, хозяин вышел из дома.

Так и есть! А, знакомый! Бульдозерист, Савелий Кузьмич. Точно! Он же говорил, что живет рядом с Яскажуком.

Он тоже увидел меня, улыбнулся:

— Давно с тобой не встречались, сынок!

— Я к ним, — торопливо сказал я. Еще подумает, что к нему в гости, за медом.

— К Сашке Яскажуку, так — нет?

— И к Сашке, и к Ваське.

Он удивился, поднял одну бровь.

— Васька? Кто такой?

— Сашкин брат.

Бровь поднялась еще выше.

— У Сашки брат? Ты что! Никогда у него ни братьев, ни сестер не было.

— А тот, близнец?

Савелий Кузьмич смотрел на меня, словно на чудо какое-нибудь. Потом как расхохочется.

— Ай-яй-яй! — Он вытер рукавом глаза. — Верь ему больше! Он тебе наговорит. Яскажуки — они все выдумщики, что старые, что малые.

— Савва! — позвали из дома.

— Иду!.. Жинка кличет. Заходи к нам, сынок, не стесняйся, мы люди простые…

Только Сашка из калитки — я в нее.

— Куда ты? — спрашивает.

— За Васькой.

— Постой, — забеспокоился он. — Васька все равно не пойдет.

— Почему?

Он долго не размышлял:

— Дядя наказал. А дядя такой: сказал «не пущу», расшибись — не пустит.

— Ничего, я его уговорю.

— Погоди! — держит меня за рукав. — Сказано — нельзя!

Я возликовал.

— Ага, нельзя! Знаю, почему нельзя. Никакого Васьки нет на свете. Ты его сам выдумал. Артист! Только я не дурней тебя. Я сразу понял, но решил: ладно, пусть поиграет, посмотрю, как у него получится.

— Догадался? Эх, жаль! — Сашка был искренне огорчен. — А я думал с Васькой, по крайней мере, дня три протянуть.

— Ну зачем тебе нужно? Зачем?

Сашка сник весь, сделался таким печальным, даже побледнел и похудел прямо у меня на глазах.

— Ах, Толик, ничего ты не знаешь! У меня, правда, был брат Васька, близнец. Мы с ним так любили друг друга.

— Куда ж ты его подевал? — спросил я насмешливо. Нет, больше я на его крючок не нацеплюсь!

— Пошли купаться, он поплыл на другую сторону, а я барахтался у берега. И вдруг вижу, всплывает маленькая подводная лодка. Ну, метра четыре в длину, не больше. Помнишь, как в фильме «Юнга со шхуны „Колумб“»? Точь-в-точь такая. Хватают Ваську, борьба — и все кончено. Я бегом в милицию. Оттуда целую машину водолазов послали, штук двадцать. Шарили, шарили, так ничего и не нашли. Пропал Васька. Наверное, пожертвовал собой и потопил лодку со шпионами в каком-нибудь глубоком месте.

Теперь уже Сашка был не просто бледный, даже зеленоватый какой-то. И глаза… Вот-вот заплачет.

У меня от жалости заныло сердце, хотя я твердо решил больше не верить ни одному его слову. Вероятно, он опять пустил в ход свой гипноз. Говорил же мне Васька…

Хотя что я! Никакого Васьки нет и не было. Это же все Сашкины выдумки…

Мы сходили с ним на раскопки, он даже выпросил у Славы лопату и поработал с полчаса. Потом, когда возвращались домой, уверял меня всю дорогу, что на том месте, где он копал, спрятан золотой клад, он точно знает, есть верные приметы, только до него надо еще дорыться.

Сашка был снова румяный, веселый и о Ваське даже не вспоминал.

А я не мог забыть. У меня было такое чувство, что вот, познакомился с хорошим парнем, а он взял и пропал навсегда. Правда, Сашка тоже парень неплохой, но Васька все-таки лучше. Не такой выдумщик, спокойный, рассудительный. Мне бы с ним только и дружить. А то я заводной, Сашка тоже. Наделаем мы с ним еще дел, чует мое сердце!

Даже когда мы спать улеглись, я все еще о несуществующем Ваське думал, о его трагической гибели. Дядя Володя сидел у выхода, докуривал последнюю папиросу, пускал дым в щелочку.

— Дядя Володя, — спросил я, — если человек умер, а его не нашли, как тогда хоронить?

— Куда же он делся?

— Ну, скажем, утонул. А тело не нашли.

— Тело не нашли?

Он перестал курить и уставился в одну точку.

— Дядя Володя!