Он подошел к доске, расставил руки, зажмурился крепко. И пошел. Медленно, маленькими шажками. По его напряженной спине было видно, как ему трудно. И страшно тоже.

Он перешел на ту сторону. Повернулся к нам, веселый, счастливый. Девушки зааплодировали.

— А ну, теперь вы! — крикнул нам с Сашкой Миша. — Что, слабо?

Я посмотрел вниз. И пропал! Не надо было смотреть! Тогда еще можно было попробовать. А теперь…

Девушки, улыбаясь, ждали, что мы ответим. Я растерянно топтался на месте. Было стыдно. Но что я мог сделать? Я точно знал, что свалюсь, как только сделаю первый шаг по доске с закрытыми глазами.

А Сашка сказал:

— Нет, не слабо!

— Пойдешь? — спросил Миша ехидно.

— Пойду.

Миша перебежал по доске на нашу сторону, вынул из кармана платок.

— Поворачивайся! — скомандовал он Саше.

— Зачем платок? Я смотреть не буду.

— Ага, ага, испугался!

— Завязывайте! — махнул рукой Сашка.

Миша завязал ему глаза.

— Подведите к доске, — попросил Сашка.

— Сейчас, обожди, вот только камни с дороги уберу, споткнешься еще.

Миша подскочил к доске и, сделав нам всем знак, чтобы мы молчали, поднатужился, приподнял ее и развернул от канавы в другую сторону. Теперь доска лежала на земле. Он подвел к ней Сашку.

— Не раздумал?

— Нет, — ответил Сашка каким-то сдавленным голосом.

— Ставь ногу. Вот сюда… Готово! Пошел!

Сашка стоял на доске, балансируя руками. Постоял — немного, потом сделал скользящий шажок вперед. Еще один. Закачался вдруг, теряя равновесие, но все же устоял.

Это было очень смешно. Мы корчились от едва сдерживаемого хохота. Сашка прилагал все силы, чтобы не свалиться с доски, которая лежала… на земле!

Еще два крошечных шага — и он уже на середине. Миша — стал рядом с ним, нагнулся и, растянув рот до ушей, заквакал, словно лягушка, и так похоже — не отличишь от настоящей.

Девушки смеялись, зажимая руками рты. А мне вдруг стало обидно за Сашку. Я представил себя на его месте. Я иду по доске, уверенный, что внизу грязь, что каждую секунду могу в нее вляпаться. Мне страшно, но я преодолеваю страх, двигаюсь потихоньку вперед. А, оказывается, все это комедия, все это только для того, чтобы посмеяться надо мной.

— Сашка! — крикнул я. — Доска лежит на земле.

Он пошатнулся и упал. Сдернул повязку, вскочил. Посмотрел на нас, на канаву, губы у него дрогнули и, ни слова не говоря, он повернулся и пошел обратно, к деревне.

Первой опомнилась Вера.

— Ой, товарищи! — она взялась руками за голову. — Ой! Как некрасиво! Мы же будущие педагоги!

— Если человек шуток не понимает… — хихикал Миша.

— Что ты стоишь! — крикнула мне Вера. — Беги за ним! Ну, беги же!..

Я догнал Сашку и зашагал рядом с ним. Ни он, ни я ничего не говорили. Так, молча, дошли до шоссе. На обочинах, с двух сторон, в пыли, лежали мальчишки. Один из них держал черную, как сапог, кошку. Ей совали под нос кусочек мяса, но не отдавали, а перебрасывали на другую сторону. Кошка, облизываясь, бежала за мясом через дорогу.

— Зачем они?

— Игра такая, — сказал Сашка. — Видят мотоцикл или машину, пускают черную кошку и спорят: остановится или нет. Я в прошлом году тоже играл.

— И останавливаются?

— Редко… А еще такая игра есть. Когда дождь и развозит дорогу, пацаны считают застрявшие машины и тоже спорят: где больше засядет — перед мостом или за мостом. Делать нечего, вот и придумали…

Позади остался клуб, магазин. И я понял, что мы идем не просто так, без цели. Сашка куда-то меня ведет.

— Куда мы?

— Увидишь, — прозвучало загадочно.

На окраине деревни, довольно далеко, в стороне от других стоял одинокий дом, обнесенный высокой оградой. Мы направились к нему.

— Осторожно, — предупредил Сашка. — Сейчас на нас кинется Волк.

— Лучше уж сразу тигр, — засмеялся я.

Но он не шутил. Это я понял в следующий же миг, когда вдруг из-за ограды метнулась стремительная тень и раздалось свирепое рычание.

Я шарахнулся в сторону. Есть такой сорт собак, которым доставляет удовольствие пугать прохожих. Часами прячутся где-нибудь в засаде, у забора, не шелохнутся. А зазевается кто-нибудь, подойдет близко — прыгнут на всю длину цепи и так напугают, что будешь потом целый час отплевываться.

Вот Волк и был из этой хулиганской породы. Сделав свое некрасивое дело, он встал лапами на забор и смотрел мне вслед, ухмыляясь, вывалив из пасти длинный красный язык. Я, отводя сердце, молча погрозил ему кулаком.

За домом, примыкая одной своей стороной почти вплотную к забору, высился холмик, обсаженный кустарником.

— А, знаю! — вспомнил я. — Чертов курган.

Сашка взбежал на вершину:

— А почему он так называется — тоже знаешь? Я рассмеялся.

— Сейчас ты скажешь: потому, что здесь водятся черти.

— Не черти, а привидения, — поправил он спокойно.

— И ты их, конечно, видел?

— Нет. — Он с сожалением покачал головой. — Сюда надо ночью приходить. После двенадцати.

Я огляделся. Пустырь, за ним небольшое, без ограды кладбище. Неприглядно здесь ночью!

— А кто видел?

Не верил я в Сашкины привидения! Такая же выдумка, как с Васькой.

Не ответив, он подошел к забору:

— Тетя Поля! Тетя Поля!

Тетя Поля не отозвалась. Зато Волк примчался мгновенно — он был не на цепи, бегал свободно по двору. Лай у него точно такой же, как у пса Савелия Кузьмича: глухой, рыкающий. И масть похожая. Сразу видно: близкие родственники.

Появилась и тетя Поля. Худая, вся в черном, с плотно сомкнутым ртом совсем без губ.

— Здрассте, тетя Поля. Вам от мамы привет.

— А, Санька! — она не выказала особой радости. — Приехал уже? Рано что-то нынче.

— Тетя Поля, — перешел к делу Сашка, — вот он не верит, что на кургане привидения.

Ее маленькие глазки укололи меня.

— Что тут верить-не верить, когда вся деревня знает.

— Не может быть! — невольно вырвалось у меня. — Их же на свете нет.

— На свете, может, и нет, а здесь есть.

— Какие они?

— Кто их знает… Белые, как туман, все наскрозь видать. И мычат, тихо-тихо… Бр-р-р! — Она содрогнулась, словно вспомнила что-то очень неприятное. — Хватит! Нельзя о них говорить. Накличешь еще… Ну, мамка-то как?..