приглашение, лишая себя шансов на выигрыш.

Он немного помолчал, затем продолжил:

— Потом, когда я вернулся к себе на Хаф-Мун-стрит, я обнаружил там свою сестру, которая дожидалась меня уже несколько часов. Она сообщила мне о нашей няне и об операции. Я вкратце рассказал ей свою печальную историю, и Аморита уговорила меня взять ее с собой вместо тебя.

— Но ты не можешь этого сделать! Она же леди! Это просто безумие, Гарри! — возразила Милли.

— Я сказал ей то же самое, — ответил Гарри. — Но выбирать не приходится: либо я беру сестру с собой, либо остаюсь дома и беспомощно наблюдаю, как разрушается родовое поместье, а мы все медленно умираем с голоду.

В его голосе было столько отчаяния, что сердце Милли не выдержало, она подошла к Гарри, обняла его за плечи и проговорила уже совершенно иным тоном:

— Все это правда? Поклянись Богом и своей жизнью!

— Это святая правда, Милли, — ответил молодой человек, — и помимо всего прочего я, рассказав о наших планах, доверяю тебе репутацию Амориты и свою честь. Сама понимаешь, что будет, если кто- нибудь об этом узнает.

— Я все понимаю, — сказала Милли, — но не могу себе представить, что было бы с вашей матерью, узнай она о ваших замыслах. Ты представляешь, что бы она сказала?!

— Ах, если бы только ты могла пойти со мной, все было бы по-другому, — вздохнул Гарри.

— Да. Но я не могу, — с сожалением сказала Милли. — Ведь мне нужно подумать и о своей жизни, а мой старичок, как тебе известно, бывает очень щедрым. Надо пользоваться, сам понимаешь.

— Ты же знаешь, что если бы я мог себе это позволить, я бы тоже был щедр к тебе, — тихо сказал Гарри.

— Я знаю, глупый, — ответила молодая женщина.

Она погладила его по щеке.

— Хорошо, я помогу вам, — согласилась она. — Если уж на то пошло, то пусть с тобой идет лучше твоя сестра, нежели какая-нибудь кокетка, которой я бы непременно выцарапала ее бесстыжие глаза, можешь в этом не сомневаться.

— Значит, поможешь? — с надеждой в голосе спросил Гарри.

— Да, помогу, — ответила Милли. — Я точно знаю, что захочет надеть молодая привлекательная особа. Я недавно приобрела замечательные туалеты! Да и у меня в гардеробе столько нарядов, что хватило бы и на сто лет. Надо бы не забыть выкинуть кое-что и купить новое «приданое»!

Она весело рассмеялась, а Гарри, нахмурившись, спросил:

— Для барона?

— Нет, дурачок, для тебя! — ответила Милли.

Она перестала смеяться и прижалась к нему щекой. Он страстно обнял ее.

После продолжительного поцелуя Милли проговорила:

— Ну же, Гарри, сейчас не время. Лучше пойдем и выберем вещи, в которых твоя сестра предстанет во всем своем блеске и затмит даже самых известных киприоток, которые, я уверена, прибудут на вечер во всеоружии!

Гарри рассмеялся.

Вместе они, взявшись за руки, поднялись вверх по устланной ковром лестнице на второй этаж в спальню Милли.

Аморита была крайне обеспокоена.

Был уже четверг, от Гарри никаких известий, и она не знала, что и думать. В голову ей лезли самые дурацкие мысли, все худшее, что могло случиться, уже промелькнуло у нее перед глазами.

Он мог найти кого-то другого, чтобы взять с собой вместо нее, а мог и вовсе в отчаянии отказаться от этой затеи.

Каковы бы ни были причины, Аморита ужасно переживала, что счет за операцию Нэнни окажется гораздо больше, нежели они предполагали сначала.

Ей также не давала покоя мысль о других слугах, которые уже давно не получали жалованья. Девушка буквально не находила себе места от тревоги и неопределенности.

«Мы не можем больше так жить!» — в ужасе думала она, не переставая молиться.

Она знала, что отец и мать на небесах все так же слышали ее, но теперь ей казалось, что мольбы ее оставались без ответа.

Аморита приготовила кровать и отворила окна в комнате Гарри, чтобы впустить туда солнечный свет.

Вдруг, спускаясь по лестнице, она услышала стук колес подъехавшего к дому экипажа.

Со всех ног она бросилась в холл и выглянула на улицу.

Фаэтон, в котором сидел не кто иной, как Гарри, подъехал к парадному входу. Когда лошади остановились, Аморита сбежала по ступенькам навстречу брату.

— Ты приехал! Ты приехал! — взволнованно прокричала она.

Гарри передал поводья конюху и с улыбкой ответил:

— Да, я приехал. И надеюсь, ты по достоинству оценишь мой транспорт. На нем я повезу тебя завтра в замок Элдридж.

Экипаж с парой резвых породистых скакунов был действительно превосходен.

— Где ты их взял? — изумленно глядя на лошадей и все больше тревожась, спросила Аморита.

— Мне одолжил их Чарли, — объяснил ей брат. — Он сказал мне: «Не могу представить себе ничего лучше, чем великолепная колесница, в которой ты примчишь свою киприотку в замок! Поэтому я одолжу тебе кое-что, что позволит тебе быть неподражаемым».

— Очень любезно с его стороны, — улыбнулась Аморита.

— Я тоже так думаю. Но я оставил его в неведении, так и не сказав, кто будет сопровождать меня на вечере.

— А у него не возникнет никаких подозрений по этому поводу?

Хотя вокруг них не было ни души и никто не мог слышать их разговора, Аморита понизила голос.

Гарри покачал головой.

— Нет, не должно, — ответил молодой человек. — А теперь ты должна помочь мне разгрузить фаэтон и внести вещи в дом, ведь у нас больше нет лакеев.

Аморита сказала, смеясь:

— Да уж, либо мы, либо никто!

— Я знаю, — сказал Гарри. — Со мной также приехал конюх Чарли. И я стараюсь произвести на него впечатление. Пусть думает, что у нас все в полном порядке.

Аморита занервничала:

— Он же… он же… не поедет с нами в замок?

— Нет, конечно же, нет, — успокоил ее брат. — Он вернется домой в почтовой карете, которую Чарли ему уже оплатил.

— Лорд Рэйнем, безусловно, оказал тебе большую честь! — облегченно вздохнула девушка.

— Он должен мне за пару небольших услуг, — высокомерно ответил Гарри.

Он не объяснил, что это были за услуги, а Аморите не хотелось его спрашивать об этом.

У нее было такое чувство, что они тонули все больше и больше в паутине бесконечной лжи.

Однако, когда Гарри достал из фаэтона багаж, она заметно обрадовалась. Это были два больших чемодана и три коробки для дамских шляпок.

Пока они несли их в холл, поднимаясь по лестнице, девушка с замиранием сердца думала, что же там может быть.

Гарри спустился обратно во двор и сказал конюху: