Затем сказала:

— Знаешь, я думала… что никогда больше… не смогу прокатиться на Гусаре.

— А что меня ты больше не увидишь, ты не думала?

Аморита придвинулась к нему поближе.

— Я думала… что никогда не забуду… твой поцелуй.

— Я поцелую тебя еще миллион раз, — сказал граф. — И обещаю, что ты запомнишь каждый поцелуй.

Он глубоко вздохнул, как абсолютно счастливый человек, и признался Аморите:

— Не представляю, как это мне так повезло, что я смог найти в реальной жизни женщину, которая на самом деле всегда жила в моем сердце и в моих мечтах в образе чистого и светлого ангела, которого я даже не смел надеяться найти здесь, на грешной земле!

Он снова поцеловал ее. Он целовал ее и целовал, и Аморита чувствовала, что сад буквально кружится вокруг них, а земля уходит из-под ног.

От счастья они парили в небесах.

Она знала, что сбылось все, о чем она так мечтала и чего так страстно желала.

Ей больше не нужно было бояться за будущее.

Граф, уже одним своим присутствием, вселял спокойствие и уверенность. Больше не было ни проблем, ни страха, ни унижений. И что самое главное, важнее всего другого — это то, что она больше не была одна. Теперь был любимый человек, ради которого хотелось жить и умереть.

— Я люблю тебя… Люблю… тебя! — прошептала Аморита, поднимая голову.

Глядя в его глаза, она знала, что оба они нашли для себя что-то такое, что в этом мире было гораздо важнее всего остального: важнее денег, друзей и врагов, замков и поместий.

Это была их огромная любовь друг к другу, любовь мужчины к женщине, когда оба принадлежат друг другу без остатка, до конца, когда это уже не два человека, а один и когда два сердца бьются как одно.

— Я люблю… тебя! — повторила Аморита.

Им больше не нужны были слова, потому что граф пленил ее уста длинным страстным поцелуем, и все в мире потеряло значение, хроме их бесконечной любви.

В Англии эпохи Регентства настоящие денди, красавцы франты и молодые щегольские лорды, если не пускались в какую-нибудь авантюру и не проматывали свое состояние за карточным столом, проводили время в делах сердечных. Пассиями их (а точнее сказать, содержанками) были красотки, известные в высшем свете определенным поведением. В моде в ту пору были так называемые киприотки — девушки смешанных кровей со свободными правами.

Если одна из них выделялась особенно, ее называли «несравненной».

У них были свои собственные экзотические имена: Белая Лань, Пересмешница, Вечерняя Звезда.

Витриной, где они выставляли себя, была ложа в опере или отдельная кабинка в Королевском театре на Хаймаркет.

Мужчины благородных кровей вились стаями, чтобы выразить свое почтение милым дамам, пока на сцене происходило действо, несмотря на то, что их законные супруги находились в зрительном зале.

Фактически, если процитировать один из лучших справочников о том времени, картина наблюдалась следующая: «Влюбчивые, ведущие праздный образ жизни джентльмены эпохи Регентства вели себя абсолютно бесстыдно в своем неудержимом желании плотских наслаждений. Им было совершенно наплевать на высокие принципы морали и еще более — на последствия».

В подобном поведении не усматривалось ничего предосудительного, поскольку у самого наследного принца был целый полк любовниц, а его брат, герцог Йоркский, пообещал своей очередной пассии Анне Марии Кларк ежемесячное содержание в тысячу фунтов.

Самыми видными и популярными киприотками-содержанками были Генриетта Уилсон и ее сестры. Генриетта действительно была буквально идолом для мужчин высшего света. Родилась она в квартале Мэйфэйр, на Шеферд Маркет, и в пятнадцать лет сбежала из дома с графом Крэйвеном.

Когда он наскучил ей, она бросилась в объятия старшего сына лорда Мельбурна — почтенного Фредерика Лэма. Но тот оставил ее без гроша, и новым покровителем Генриетты стал маркиз Лорн, которого сменил герцог Аргиль — весьма состоятельный человек.

Такие перипетии судьбы, само собой, привели ее к наивысшей точке «карьеры», пока наконец она не вышла замуж.

Генриетта, без сомнения, была «несравненной». Но жизнь не стоит на месте. Появлялись все новые лица и новые киприотки, стремящиеся во что бы то ни стало пробиться на самый верх.

Мидас — Золотой Царь, в греческой мифологии царь Фригии, сын Гордия. В награду за почет, оказанный учителю Диониса Силену, получил от бога необычный дар — все, к чему прикасался Мидас, превращалось в чистое золото. — Примеч. пер.