– Я желаю тебе всего наилучшего, моя дорогая, – сказал Генри таким тоном, что Пенелопа почувствовала, будто её упаковали в коробку и убрали на антресоли его жизни.
Она ощущала, как ускользают драгоценные секунды, и знала, что осталось совсем немного времени, чтобы придумать, как помешать ему уехать.
– Но, Генри…
Молодой Шунмейкер ещё на секунду задержал на ней взгляд темных глаз, и надел фуражку. Он стоял всего в нескольких футах от двери, и Пенелопа метнулась к кровати, одергивая юбки, даже не думая, что может порвать их. Она, всхлипывая, рухнула на покрывало.
– Генри, Генри, Генри, не уходи! – Слезы горячим потоком лились из её глаз, а тело сотрясалось от осознания того, что она осталась в доме Генри одна. – Без тебя я ничто!
И это правда, поняла Пенелопа, едва слова сорвались с её губ. Она сжала кулаки и замолотила ими по расшитому золотом покрывалу, но минуты проходили тщетно. Когда она вновь подняла глаза, Генри уже не было. Он уже давно ушел.
Пенелопа хлюпнула носом и высморкалась в рукав, не заботясь о том, что испортила платье. Завтра закажет ещё одно. Она приподнялась на локте и попыталась основанием ладони вытереть слезы со щёк. Мало-помалу грудь перестала тяжело вздыматься, и к Пенелопе вернулась способность дышать размеренно.
– О, Генри, – тихо сказала она в пустоту.
Снаружи дождь, который два дня лил не прекращаясь, начал утихать, и Пенелопа знала, что если она встанет и соберется с духом, то сможет взглянуть на сложившиеся обстоятельства под другим углом. Она больше не может остановить Генри, потому что тот уже ушёл. Но завтра будет новый день, а за ним – следующий, и целая вечность.
Пенелопа встала и позвала горничную. Ведь она отнюдь не дура, и у неё полно времени, чтобы придумать, как вернуть мужа.
Глава 48
Письмо прибыло днем, когда дождь всё ещё лил как из ведра, и посыльный промок до нитки. Диана смотрела на лежащий на керамическом подносе у двери конверт с опаской, поскольку была совершенно уверена, что Генри видел сцену её падения, и теперь написал ей обличительное послание. Сейчас же приближалась ночь, все обитатели дома отправились спать, и Диана, немного суеверно полагая, что теперь прочесть её мысли невозможно, отправилась за письмом. Она ещё не была уверена, что сможет целостно воспринять послание Генри.
Тетя Эдит, ещё до конца не оправившаяся от кутежа у Хейзов, перед ужином бросила беглый взгляд на письмо, но ей не хватало сил полюбопытствовать о его содержании. Она лишь сказала: «О, как хорошо быть такой юной как ты» перед тем как отправиться в постель.
Но все равно прошло ещё несколько часов, и небо уже начало окрашиваться фиолетовым, когда Диана набралась смелости сломать печать. От этого её руки затряслись, и она снова отложила письмо. Диана попыталась убедить себя, что она – ничто, если не может встретиться лицом к лицу с последствиями своих деяний. Поэтому она подняла письмо, подошла к ковру из белой медвежьей шкуры и села, подоткнув под себя юбки. Она глубоко вдохнула и принялась читать письмо, в очередной раз разбившее ей сердце. Ко времени, когда она вновь отложила бумагу, Диана снова чувствовала себя по-другому.
Диана трижды прочитала письмо и прижала ладонь к лицу, силясь не заплакать. Она яростно моргала, но это было бесполезно. Она лила слезы перед камином, а затем переместилась на кровать, продолжая рыдать, оплакивая свои поступки, все глупые недопонимания, вставшие между нею и единственным любимым ею мужчиной, а больше всего – расстояние, теперь разделявшее их. Оно растянулось немыслимо широко и было слишком большим, чтобы его преодолеть. И хуже всего было то, что так много предательских поступков по отношению друг к другу они совершили не из дурных побуждений, а из-за недостатка взаимного доверия.
Диана подошла к окну и посмотрела на освещенные окна соседних домов и звезды высоко над ними. «Сколько там ложных впечатлений? – думала она. – Сколько разбитых беспечностью и недостатком мужества сердец? Сколько ошибок длиной в десятилетия таится за парадными фасадами?» Она ещё немного поплакала, пока её хрупкое тело не показалось ей высохшим и опустошенным. Она знала, что в слезах нет никакого смысла.
Диана подошла к туалетному столику – изысканному изделию темного дерева, украшенному резными цветами и ангелами – и вспомнила о бесчисленных ночах, когда была полна девичьей наивности. Она знала, что теперь выглядит старше. Кожа под глазами опухла от слез, а черты лица заострились. Но Диана полагала, что несколько горячих поцелуев и ночь сна вернут её лицу свежесть и юность.
Она поставила локти на столик и приложила ладони ко лбу. Запустила пальцы в волосы и сжала кулаки. «Боже, боже», – шептала она, взволнованно выдергивая шпильки из волос.
Когда она наконец вытащила их все, и каштановые кудри облаком окутали её голову, то поняла, что со сном придется повременить, но горячие поцелуи ей необходимы. Она шарила руками по столу, пока не нащупала ножницы. На секунду Диана сжала золоченые кольца и задумалась, не сошла ли с ума. Но в её глазах горела чистая решимость, которой она не видела в себе за последнюю неделю, и Диана поняла: то, что она намеревалась сделать, было единственным разумным выходом.
Она начала резать. От плавных и точных движений ножниц пряди опадали на пол и собирались в
