И, однако же, не смотря на все эти обстоятельства любое высказывание Эдварда могло быть воспринято общественностью как мнение президента, высказанное через него. Поэтому ему приходилось быть очень осторожным в своих действиях, чтобы ненароком не повредить президенту. Да и сам президент налагал ограничения на его деятельность. Еще в ходе выборов 1962 года он запретил Эдварду даже упоминать о Карибском ракетном кризисе в его предвыборных речах. Позднее, когда летом 1963 года в Вашингтон прибыл Марш бедноты, организованный Мартином Лютером Кингом, сенатор хотел посетить лагерь участников марша и поговорить с ними, но Джон Кеннеди наложил запрет и на эту идею. И подобные запреты были далеко не единственными. В результате всех этих ограничений, Кеннеди начал размышлять, а стоит ли ему вообще оставаться в Сенате и не лучше ли будет в 1964 году добиваться избрания на пост губернатора Массачусетса, где он будет независим и получит, наконец, возможность действовать. Впрочем, это настроение быстро прошло, но дало Эдварду способность сочувствовать людям. Сам же сенатор решил поднабраться терпения, которое явно должно было ему пригодиться. Ведь ему только-только исполнился тридцать один год — слишком мало для политика — и у него было два старших брата, а Джон Кеннеди мог рассчитывать сохранить свой пост до 1968 года, да и Роберт имел право реализовать свои честолюбивые устремления. Поэтому Эдвард должен был планировать свою работу в Сенате на долгие годы вперед и отложить изменения в своей судьбе на неопределенный срок.
Пока что он изучал сенатские правила и процедуру, понимая, что это необходимо для завоевания уважения коллег и для эффективной работы в качестве законодателя. При этом он изучал и неписанные правила, но которые, как известно, крепче писанных. Таких правил было немного, но они были очень важны для понимания сущности Сената. В очень интересной книге Томаса Дая и Хармона Зиглера «Демократия для элиты» эти правила сформулированы следующим образом:
1. уважение системы старшинства,
2. соблюдение правил поведения при обсуждениях в Сенате,
3. покорность новых сенаторов,
4. желание с готовностью исполнять неблагодарные обязанности, в том числе утомительное формальное председательство на пленарных заседаниях,
5. уважение к старейшим депутатам,
6. выступление
7. готовность делать одолжения другим сенатором,
8. держать слово, данное при заключении соглашений,
9. сохранять дружелюбие в общении с коллегами невзирая на то, согласен с ними сенатор или нет,
10. хорошо отзываться о Сенате как об институте власти. (Попробуйте ка сравнить с отношением наших законодателей к друг другу и к Думе в целом. Картина получится грустной).
Кеннеди должен был стараться больше, чем другие новички. Сенаторы испытывали к нему определенное недоверие как к брату именно Джона Кеннеди. Да, они уважали Джона Кеннеди и признавали его таланты как президента, но когда речь заходила о его деятельности в качестве сенатора, бывшие коллеги испытывали огромный скептицизм. Старший из братьев провел в Сенате всего восемь лет и за это время не успел проявить себя как законодатель. Это не значит, что он не участвовал в законотворчестве и сам не разрабатывал законов — нет, но он никогда особенно не скрывал, что Сенат для него лишь ступенька к Белому Дому. В Сенате же не испытывают симпатии к подобным законодателям, хотя они там встречаются не так уж и редко. Помня Джона, коллеги-сенаторы настороженно относились к Эдварду, они опасались, что он пойдет по стопам старшего брата, но опасения оказались напрасны. Эдвард Кеннеди прилежно трудился, что дало возможность острякам в Конгрессе за глаза прозвать его Ребенком- в-Сенате-Который-Старательно-Выполняет-Домаш-нее-Задание.
Впрочем, как ни старался Эдвард Кеннеди плавно войти в истеблишмент, без срыва не обошлось. Конечно не в Сенате, но столкновение с репортером могло обойтись не менее дорого. Суть дела заключалась в следующем. В начале марта 1963 года Эдвард и Роберт со своими женами, а так же другие члены семьи Кеннеди отправились кататься на лыжах в Стоун, что находится в штате Вермонт. Здесь недавно избранный сенатор столкнулся с фотографом местной газеты «Санди Ньюс» Филиппом Лоусоном. Лоусон хотел сфотографировать его для своей газеты, Кеннеди отказался, заявив, что выборы уже закончились. Несмотря на отказ, Лоусон все-таки снял его. Услышав щелчок затвора, Кеннеди вышел из себя, отнял у фотографа аппарат, вытащил из него пленку и засветил ее. В ходе возни он порвал чехол фотоаппарата. Тут уж рассвирепел владелец газеты, где работал репортер, Уильям Лоэб, который и так не испытывал ни малейшей симпатии к братьям Кеннеди (впрочем, это чувство явно было взаимным). Через свои газеты — не просто правы, а ультраправые — он потребовал извинений.
Собственно, формально Лоэб был прав, нельзя же применять к репортерам физическую силу, даже если они становятся излишне назойливыми — в конце концов, это их профессия, да и политики знают, на что идут, выбирая политическую активность в качестве рода деятельности. Но ведь и политики люди, к тому же хоть и считается, что политик должен быть толстокожим, обладая шкурой носорога, попробуйте вывести носорога из себя и посмотрите, что из этого получится.
Не сразу, но Кеннеди счел нужным извиниться и даже в письменном виде. О том, какое значение он придал этому извинению, свидетельствует тот факт, что к составлению черновика письма были привлечены помощники президента Теодор Соренсен и Кларк Клиффорд. К извинениям сенатора люди отнеслись по-разному. Например Бенджамин Бредли выразил сожаления в том, что Эдвард все же решил выполнить требование Лоэба. Сожаления Бредли носили личный характер. Когда-то он работал в газете, которую затем купил Лоэб. Поскольку новый владелец считал, что журналисты должны выражать взгляды, совпадающие с его собственными и никак не иначе, то, не мучаясь проблемами прав и свобод личности, он попросту уволил Бредли, а редактор газеты, не желая испытать ту же участь, быстро подстроился под меняющиеся обстоятельства и принялся на все лады громить в редакторских статьях Бредли, своего бывшего друга и коллегу. Естественно, у Бредли не было причин жаловать Уильяма Лоэба. Однако Джон Кеннеди отнесся к случившемуся философски: «Иногда приходится есть такое, — заметил он, — и это как раз тот самый случай. Если бы Тедди не извинился, они постарались бы повредить ему, когда бы он вновь баллотировался в 1964 году».
В будущем у Кеннеди будет гораздо больше оснований для недовольства прессой, но он никогда больше не повторит того поступка 1963 года. Он окажется одним из немногих людей, которые способны затвердить урок с первого раза.
Пока в жизни младшего из братьев происходили различные события, важные и не очень, на международной арене действительно произошли значительные изменения. Если самое начало карьеры Эдварда совпало с Карибским кризисом, то к середине 1963 года между Соединенными Штатами и Советским Союзом наметился путь к обузданию гонки вооружений и созданию более безопасного мира. Шок Карибского кризиса оказался отрезвляющим. Мировые лидеры стали осознавать, что мудрость лучше воинских орудий.
Летом 1963 года президент Кеннеди произнес свою знаменитую речь в Американском университете. Это была не просто одна из речей, которые часто произносят президенты, в своей речи Кеннеди обращался ко всем американцам, призывая их по новому взглянуть на мир. Президент очень серьезно относился к этому выступлению, он долго скрывал информацию о нем от государственного департамента, не желая, чтобы ему мешали, и лишь на заключительном этапе подготовки привлек к работе профессиональных составителей речей. Кеннеди говорил:
В августе 1963 года в Москве был подписан договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах. Это был первый договор такого рода. Вскоре Московский договор был ратифицирован и в Москве и в Вашингтоне.
