полученной информации. Все доказательства находились в архиве Гарварда, и как бы многие профессора не высказывались против кандидатуры Кеннеди, это не было основанием допускать в архив журналистов.
Но Хили не терялся. Он напал на золотую жилу и был намерен разрабатывать ее до конца. Через посредников он потребовал встречи, нет, не с Эдвардом, — какое ему было дело до неопытного новичка? — ему был нужен президент. Он жаждал встречи в Овальном кабинете Белого Дома.
И Джон, и особенно Роберт опасались, что история с жульничеством на экзамене способна разрушить политическую карьеру Эдварда еще до того, как она начнется. Скрипя сердцем, президент согласился на встречу с журналистом. Хили ликовал. Он четыре раза встречался с президентом, и каждый раз беседа длилась более часа. Иногда на встрече присутствовали помощники Кеннеди Макджордж Банди, Кеннет О'Доннел, Теодор Соренсен и Артур Шлезингер-младший. Хили чувствовал себя революционером, который героически противостоит попыткам президента скрыть общественно-важную информацию, и он настойчиво добивался от Кеннеди согласия уговорить администрацию Гарварда предоставить ему все необходимые документы.
— А что бы вы сделали, если бы мы подтвердили информацию? — поинтересовался президент.
— Я бы сразу использовал ее в качестве важных новостей, — ответил Хили.
— Не могли бы вы поместить ее в биографический очерк? — предложил Кеннеди.
— Нет, — решительно ответил журналист, — я не стану этого делать [20].
В конце концов, как гордо рассказывал Хили, ему удалось разъяснить президенту, что у того нет возможности помешать ему использовать информацию об Эдварде так, как Хили этого хочет. Он был не совсем прав. Пусть Кеннеди и не мог воспрепятствовать публикации нежелательной статьи, он всегда мог отомстить журналисту за ее появление. Бенджамин Бредли, человек, который все время пытался усидеть на двух стульях, оставаясь другом президента и в то же время журналистом, мог бы многое порассказать Хили о том, с какой безжалостностью Кеннеди наказывал провинившихся журналистов, полностью отрезая им доступ к информации. Правда, газета «Бостон глоб» гораздо меньше зависела от вашингтонских новостей, чем журнал «Ньюсвик» или «Тайм». В какой-то миг Кеннеди с досадой повернулся к М. Банди:
— Мы тратим на эту историю не меньше времени, чем на Кубу.
— И с тем же результатом, — констатировал Банди.
Наконец президент принял решение согласиться с требованием Роберта Хили и через М. Банди попросил администрацию Гарварда дать журналисту необходимую информацию. В обмен же Хили согласился опубликовать в газете заявление Эдварда. 30 марта «Бостон глоб» напечатала статью, в которой красочно излагала историю с экзаменом по испанскому языку. Сопровождающее ее заявление Эдварда подтверждало информацию и заканчивалось следующим образом: «То, что я сделал, было неправильно. Я и сейчас жалею об этом. Огорчение, которое я причинил моей семье и друзьям даже теперь, по прошествии одиннадцати лет, было для меня тяжелым испытанием, но так же и важным уроком». Статья сразу же была перепечатана всеми газетами по всей Америке, но какой же была общественная реакция на случившееся? Да, практически, никакой. Конечно, Хили повысил тираж газеты, конечно, он поднял свой престиж, встретившись с президентом, конечно, Эдварду вся эта ситуация была крайне неприятна, но для большинства избирателей история с жульничеством не имела ни малейшего значения. С тем же успехом Хили мог вытащить на свет божий какую-нибудь детсадовскую проделку Теда. Равнодушие избирателей было столь велико, что даже Эд Маккормик принял решение никак не использовать против противника подвернувшийся компромат[21]. Братья Кеннеди волновались совершенно напрасно.
И, однако же, Джон никак не мог примириться со случившимся. «Вот они, эти WASP, — с сарказмом повторял он Б. Бредли. — Они будут вне себя, если кто-нибудь списывает на экзамене, но не имеют ничего против того, чтобы обкрадывать вкладчиков банков!»
Тем временем, Эд Маккормик, чувствуя, что выдвижение на пост сенатора ускользает от него, предложил Теду сразиться в публичных телевизионных дебатах. Кеннеди с радостью согласился. Предполагалось, что пройдут две встречи, на которых соискатели выступят с заявлениями, а затем ответят на вопросы журналистов. Понимая, что Маккормик постарается как можно сильнее уронить репутацию Теда в глазах избирателей, президент инструктировал своего младшего брата:
— После первичных выборов тебе понадобится вся та поддержка, которая сейчас есть у Маккормика. Поэтому пусть атакует тебя, сколько ему влезет. Ты баллотируешься в сенаторы Соединенных Штатов, так что займись государственными проблемами, а личные наскоки оставь ему.
— Делай, как говорит Джек, — одобрил предложенную стратегию Джозеф Патрик Кеннеди.
Дебаты между Тедом и Эдом показали, что оба придерживаются либеральных взглядов, но Маккормик постарался сделать одной из главных тем своего выступления личность противника. Он обвинил Кеннеди в том, что тот учился в Вирджинском университете, где не было ни одного черного (Кеннеди и рад был бы учиться где-нибудь в другом месте, но в Гарвардской школе права его не приняли), в том, что он никогда не зарабатывал себе на жизнь (и это было правдой — хотя Кеннеди пришлось поработать лесником, журналистом, инструктором по плаванию, тренером по баскетболу в пуэрто-риканском районе Бостона и помощником окружного прокурора, все это он делал бесплатно. В последующие десятилетия новое поколение семьи Кеннеди сделает из этого вывод и за свою работу будет брать деньги).
— Если бы его имя было [просто] Эдвард Мур, — с издевкой говорил Маккормик, — с его квалификацией, с
Вот здесь Кеннеди потребовалась вся выдержка, чтобы не двинуть противнику в зубы. Причем оскорбился он вовсе не за себя, а за человека, в честь которого его назвали. Эдди Мур долгие годы работал на его отца и стал другом Джозефа, а так как у него не было детей, супруги Кеннеди решили дать его имя своему девятому ребенку. «Чем, спрашивается, Эдди Мур хуже Эда Маккормика?!» — хотел поинтересоваться Кеннеди, но вовремя вспомнил совет старшего брата. И как бы в этот миг Маккормик не был близок к тому, чтобы вывести Теда из равновесия, все его усилия пропали даром.
Идея с дебатами вообще была крайне неудачной выдумкой команды Маккормика. И дело было не только в том, что дебаты со школьной скамьи были любимым предметом Теда. Но сам факт, что опытный Маккормик появился на телеэкране рядом с неопытным Кеннеди, автоматически поднимал последнего до уровня его противника. Покоробили избирателей и наскоки племянника спикера. Возможно, кто-то и соглашался с существом его выступления, но им совершенно не нравилась форма, в которую Маккормик облек свои мысли. Для подавляющего же большинства избирателей обвинения Эда и вовсе не имели смысла.
— Я слышал, что вы ни дня не работали, — заявил Кеннеди какой-то рабочий, — ну так вы ничего не потеряли!
Узнав об общих настроениях, президент откровенно насмехался: «Говорят, Тедди никогда не зарабатывал себя на жизнь. Что ж, дайте ему работу — изберите его сенатором США».
Вторые дебаты оказались повторением предыдущих, за исключением того факта, что Тед перестал рассматриваться избирателями и журналистами лишь как младший брат президента. Теперь к нему относились как к политику, у которого есть собственное мнение. Отныне, позаимствованный у Джона лозунг «Он может сделать больше для Массачусетса!» ни у кого не вызывал насмешки, и Тед пришел к съезду демократической партии штата, получив в ходе первичных выборов 64 % голосов.
Но Маккормик не оставлял надежды. Он рассчитывал одержать над Кеннеди верх в ходе борьбы на съезде. Однако и эти надежды оказались тщетны. Политическая машина Кеннеди работала как часы. Делегатов съезда усиленно обрабатывали женщины клана. Они не говорили о политике, но приглашали женщин-делегаток и жен делегатов на многочисленные чаепития поболтать о своем, о женском. Как говорил один из делегатов, он мог бы послать к черту Кеннеди, но он не может послать к черту свою жену.
Победа Кеннеди над Маккормиком была предопределена. Средства массовой информации взахлеб описывали заключительные часы съезда и широкую улыбку Кеннеди, получившего выдвижение. Однако президент, которого трудно было удовлетворить, жестоко раскритиковал статью в журнале «Тайм», особенно ту ее часть, где журналист писал, будто Тед улыбался Маккормику «сардонически».
