Белоснежно руно твое, козлик, как встарь,
хоть изрядно его потрепали:
год Тарцах[25], что пятнает стенной календарь, —
будто слово 'убий!' на скрижали.
Тридцать восемь ступеней, объятых огнём,
я по жизни прошел с того дня,
когда за изюмом и миндалём
ускакал ты, покинув меня.
Козленок ушел,
и ребенок ушел...
А ступенек было так много,
и ряд их в далекое небо вел
от мальчика с козликом — к Богу.
И камни из стен без грусти глядели,
не плакали, как теперь.
Теперь же...
под каждою колыбелью
прячется хищный зверь.
Склоняется мать над детской кроваткой,
и просит песню сыночек...
Не в силах она ни петь, ни плакать.
Лишь волк завывает к ночи.
Но мне ты даришь и смех, и слезу.
Во мне и отец, и сын.
Как Красная шапочка, в волчьем лесу
с лукошком брожу один.
Но вот однажды — было темно
на дорогах сказочных далей —
как рубашку Иосифа, мне руно
окровавленное
показали.
Мир праху козленка!
Но мучил меня
запах крови, что шел от руна.
Я думал:
Как петь без козлят, без ягнят?
Будет ли песня чиста и ясна?
Искал я тебя, о косматый брат мой,
плакал и пел, и слагал стихи.
Я знал: далеко от молитв и проклятий
несешь ты в пустыню людские грехи.
Уж нет в сердцах былой чистоты,
и нет зеленых лужаек.
Мы — жертва за грех: и я, и ты
на чужих грехах возмужали.
Козел отпущенья.
Закланья телец.
И сын — жертвоприношенье.
Домой я вернулся, как ты, наконец:
Взрослым,
усталым,
полным прощенья.
Перевод А. Гинзаи
ВЕРБЛЮД ГАМЛИЭЛЬ[26] /Перевод А. Гинзаи/
Все мы нынче столь умны
И познания полны,
Что читатели поймут:
Гамлиэль —
это верблюд.
Не простой верблюд, а чудо,
Прочим не чета верблюдам.
Был бы он простой верблюд
Слов бы я не тратил тут.
Для такого верблюдища
И сравнения не сыщешь:
Гималаи Гамлиэлю —
До колена еле-еле.
Побурел песок от жара,
Точно плешь земного шара.
Рядом — море. Среди скал
Плачет по ночам шакал.
Слышит Гамлиэль во сне,
Что и звезды в вышине
Плачут, не переставая,
Как лисиц голодных стая.
Понял он: не зря такою
