Я старался не обращать внимания на преследующую нас колесницу и смотрел вперед, сосредоточившись на езде по пахоте и извилистым дорожкам вдоль оросительных каналов и канавок, которые отделяли нас от берега Нила. Колесница гиксосов была тяжелее и неуклюжее экипажа Таити. Сплошные деревянные колеса с ножами на ободьях глубоко врезались во вспаханную землю, а бронзовые доспехи и украшения на бортах не убавляли вес колесницы. Лошадей, наверное, долго гнали перед тем, как я взялся за вожжи. Их покрывала пена — словно кружева, висела она на ногах и мордах.

Мы не проехали и половины расстояния до берега, когда я услышал за своей спиной приближающиеся крики колесничего гиксосов и цокот копыт. Оглянулся и увидел, что между нами оставалось лишь три длины упряжки. Гиксос погонял лошадей сплетенным из кожи кнутом и орал на них на каком-то грубом, уродливом языке. Рядом с ним из-за передка высовывался вельможа Интеф. Его борода, заплетенная разноцветными ленточками, развевалась по обе стороны от шеи, а красивое лицо горело азартом охотника.

Он крикнул мне, и голос его перекрыл шум двух колесниц:

— Таита, мой милый, ты все еще любишь меня? Я хочу, чтобы ты доказал мне это перед смертью, — и захохотал. — Ты встанешь передо мной на колени и умрешь с полным ртом. — У меня мурашки пошли по коже, когда я представил себе это.

Наш путь пересекала оросительная канава, и я свернул вдоль нее, так как края были слишком крутыми. Колесница гиксосов последовала за нами по внешнему кругу, догоняя с каждым прыжком лошадей.

— А тебя, моя милая дочь, я отдам этим воинам. Они научат тебя кое-каким штукам, которые Харраб забыл тебе показать. Ты мне будешь не нужна, когда я получу твое отродье. — Царица Лостра крепче прижала к груди царевича, лицо ее побледнело и осунулось.

Я мгновенно понял замысел вельможи Интефа. Весь народ Египта останется верен ребенку египетской царской крови, даже если он будет сатрапом гиксосов. Царевич Мемнон должен стать марионеткой, с помощью которой царь Салит и Интеф намеревались править обоими царствами. Захватчики с древнейших времен пользовались этим приемом. Я погонял лошадей что есть силы, но они устали и замедляли ход, а вельможа Интеф приближался так быстро, что ему уже не нужно было кричать, чтобы его слышали.

— А, вельможа Харраб, как давно я жаждал этой встречи. А с тобой что будем делать? Сначала мы с тобой посмотрим, как воины развлекаются с моей дочерью… — Я старался заткнуть свои уши от этих мерзостей, но его голос словно проникал сквозь кости черепа.

Я продолжал смотреть вперед, сосредоточившись на езде по неровной дороге. Однако уголком глаз видел, головы лошадей в упряжке гиксосов, которые поравнялись с моей колесницей. Их гривы развевались, а глаза дико горели, они неслись мимо нас на полном галопе.

Я оглянулся. Коренастый лучник гиксосов, стоявший рядом с Интефом, поставил стрелу на тетиву и натягивал лук. Расстояние было столь малым, что даже со скачущей колесницы невозможно промахнуться.

Тан вышел из боя. Он выронил меч и все еще висел на шее лошади с дальней от врага стороны. У меня остался лишь маленький кинжал, а царица Лостра сидела на коленях, стараясь прикрыть своим телом царевича.

И тут я понял, какую ошибку совершил возница гиксосов. Он погнал свою упряжку в просвет между моей колесницей и глубокой оросительной канавой. У него не осталось места для маневра.

Лучник поднял свой лук и поднес оперение стрелы к губам. Целился в меня. Я смотрел в его глаза, сверкавшие изза зазубренного кремневого наконечника. Брови его были черными, густыми и кустистыми, а глаза темными и безжалостными, как у ящерицы. Лошади гиксосов бежали вровень со ступицей моего колеса. Я натянул вожжи и повернул в их сторону. Сверкающие бронзовые клинки, торчащие с ободьев моего колеса, с гудением двинулись к ногам лошадей.

Возница гиксосов испуганно закричал, увидев свою ошибку. Его лошади были зажаты между канавой и смертоносными ножами. Клинки свистели всего в ладони от коленей крупного гнедого жеребца, бежавшего с моей стороны.

В этот момент лучник пустил стрелу, но внезапный поворот обманул его. Стрела медленно полетела мне в голову, но это было обманом зрения. На самом деле она пронеслась у меня над плечом, как солнечный зайчик, и только краешком кремневого наконечника задела ухо. Капля крови упала мне на грудь.

Возница попытался было увести лошадей от моих колесных ножей и отвернуть в сторону, но теперь его дальнее колесо катилось по краю оросительной канавы. Ее стенки осыпались под бронзовым ободом, и колесница прыгала по неровной земле.

Я натянул вожжи и снова повернул в сторону колесницы гиксосов. Колесные ножи ударили по ногам ближней лошади, и бедняга закричала от боли. Я видел, как обрывки шерсти и кожи полетели в воздух выше борта моей колесницы. Я постарался взять себя в руки и, не обращая внимания на жалобный крик лошади, опять повернул вправо. На этот раз брызги крови и осколки костей струей ударили в воздух, лошадь упала и забилась на земле, повалив своего напарника. Колесница гиксосов полетела в канаву. Я увидел, как двух людей выбросило из нее на дорогу, а возницу задавило тяжелым опрокинувшимся экипажем.

Теперь наша колесница мчалась в опасной близости от края канавы, но я сумел сдержать лошадей и отвернул в сторону.

— Тпру! — Я замедлил ход лошадей и оглянулся. Облако пыли поднялось над канавой, где только что исчезла колесница гиксосов. Я перевел упряжку на рысь. До речного берега оставалось всего двести шагов, и угроза нашей жизни миновала.

Я оглянулся последний раз. Лучник-гиксос, выпустивший в меня стрелу, лежал в неестественной позе там, куда его выкинуло из колесницы. Вельможа Интеф лежал несколько дальше на дороге. Я искренне верю, что оставил бы его, если бы не увидел, как он пошевельнулся и сел, а потом, шатаясь, поднялся на ноги.

Внезапно ненависть к нему нахлынула на меня с такой силой и ясностью, что ум мой, казалось, закипел от ярости. Будто кровеносный сосудик лопнул у меня в глазах. Все вокруг потемнело и стало багровым, будто залитым кровью. Дикий, нечленораздельный вопль вырвался из моего горла. Я круто развернул лошадей и помчался назад по насыпи.

Вельможа Интеф стоял посреди дороги. Во время падения он потерял шлем и оружие. Казалось, его оглушило, потому что он стоял, шатаясь из стороны в сторону. Я перевел лошадей на галоп, и тяжелая колесница рванулась вперед. Я правил прямо на Интефа. Борода его растрепалась, а на ленточках виднелась грязь. Глаза были мутными и словно задумчивыми, но, когда я погнал на него лошадей, они вдруг прояснились. Он резко вскинул голову.