— А Питера Джея?
— Тоже нет. Хотя и эти имена слышал от своей дочери. Она охотно рассказывает мне про своих знакомых. Словно пытается доказать, что на самом деле они не такие беспутные, как я думаю, просто образ их мыслей отличается от моего. И вот теперь убили этого гаденыша, а я ведь все время ожидал, что случится нечто в таком роде. Да, я мог бы его убить, однако отдаю себе отчет, что убийство — смертный грех.
— А если бы вы знали, кто его убил, или всерьез подозревали кого-нибудь, вы поделились бы этими сведениями со мной или с полицией?
— Нет, — отрезал Дункан Маклеод.
— В таком случае не смею вас задерживать. До свидания, сэр.
Но Маклеод и ухом не повел.
— Я понимаю, что, коль скоро вы отказываетесь сказать мне, зачем моя дочь приходила к вам, — сказал он, — настаивать на своем я не могу. Однако вы не имеете права обвинить ее в даче лживых показаний и не объясниться со мной по этому поводу.
Вулф хмыкнул, глаза его опасно блеснули.
— Имею и объясняться не стану. Вас это не касается. — Он стукнул кулаком по столу. — И вообще я не понимаю, как у вас хватило наглости заявиться сюда и чего-то от меня требовать после того, как вы послали мне эти чудовищные початки! Возмутительно. Прощайте, сэр!
Маклеод открыл было рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его. Потом медленно поднялся с кресла.
— Мне кажется, вы поступаете неправильно, — сказал он, сделал пару шагов к двери, но вдруг остановился. — Вряд ли вы станете после случившегося покупать у меня кукурузу, да?
Вулф хмуро воззрился на него:
— Почему? Ведь сентябрь в самом разгаре.
— Я имею в виду — именно у меня?
— Отчего же? Сейчас, когда мы влипли в такую передрягу, я не могу позволить себе роскошь отправлять мистера Гудвина на поиски нового поставщика. Тем более что кукуруза нужна мне уже на этой неделе. Как насчет завтра?
Маклеод вытаращился на него.
— Но я… Ее некому доставить, — проблеял он.
— Тогда в пятницу?
— Попытаюсь. Попрошу соседа… Да, должно быть, получится. А в ресторан — тоже везти?
Вулф утвердительно кивнул и пообещал позвонить в «Рустерман» и известить об этом. Тогда Маклеод распрощался и покинул кабинет. Я последовал за ним в прихожую, подал шляпу и предупредительно открыл перед ним входную дверь.
Когда я вернулся в кабинет, Вулф развалился в своем слоновьем кресле и хмуро разглядывал потолок. Усевшись за свой стол, я вдруг почувствовал, что меня одолевает зевота. Человек, которого в любую минуту могут упечь в каталажку за убийство, не имеет права зевать, пусть он даже не смыкал глаз в течение последних тридцати часов.
Я втянул ноздрями солидную порцию воздуха и делано бодрым тоном провозгласил:
— И что бы мы делали без его помощи? Теперь можно считать, что загадка початков раскрыта.
Вулф выпрямился.
— Пф! Позвони Феликсу и предупреди его, что кукурузу доставят в пятницу.
— Да, сэр. Значит, дело обстряпано?
— Арчи, неужели ты не можешь обойтись без этого жаргона? Когда тебе нужно, ты изъясняешься вполне нормально. Сколько времени понадобится тебе на то, чтобы напечатать подробный отчет о нашем с тобой разговоре и о беседе с мисс Маклеод? От первого до последнего слова?
— Дословный?
— Да.
— Вторая часть, чуть больше половины, есть в моем блокноте. А вот что касается первой, тут надо покумекать, и, хотя на память я не жалуюсь, повозиться придется изрядно. А что это вы задумали? Загрузить меня делом, чтобы я не изводил вас своими зевками?
— Нет. В трех экземплярах.
Я изогнул одну бровь.
— Ваша память ничуть не хуже моей. Вы и правда хотите, чтобы я печатал эту белиберду и не приставал к вам до девяти часов?
— Нет. Это может нам пригодиться.
— Для чего? Поскольку я ваш помощник и мальчик на побегушках, я обязан неукоснительно подчиняться любым вашим указаниям, однако на сей раз ситуация не вполне обычная. Вы сами заметили, что это наше совместное дело, а раз так, то я должен быть в курсе дела. Я хочу знать: для чего нам эти дословные распечатки?
— Не знаю! — отрезал Вулф. — Я сказал, что это может нам пригодиться, если я захочу воспользоваться твоим отчетом. Или у тебя есть более плодотворная идея?
— В данную минуту — нет.
— Тогда не забудь — в трех экземплярах.
Я встал и отправился в кухню, чтобы выпить молока, решив отложить возню с отчетом до четырех часов, когда Вулф поднимется в оранжерею на дневное свидание с орхидеями.
ГЛАВА 4
В тот же вечер, в пять минут десятого, все три лица, чьи фамилии были помечены галочками в записной книжке Кеннета Фабера, собрались в кабинете, дожидаясь появления Ниро Вулфа. Прибыли они порознь. Первым, причем за десять минут до назначенного времени, нагрянул Карл Хийдт, следом за ним пришел Питер Джей, и наконец Макс Маслоу. Хийдта я усадил в почетное красное кожаное кресло, а Джей и Маслоу довольствовались желтыми, выстроившимися в ряд напротив письменного стола Ниро Вулфа. В ближайшем от меня кресле сидел Макс Маслоу.
Да, верно, с Хийдтом я уже был знаком, однако сознание того, что перед тобой может оказаться убийца, заставляет смотреть на человека совсем другими глазами. Впрочем, сказав, что Хийдт изменился, я бы покривил душой: нет, выглядел он как и прежде — рост средний, наметившееся пузико, округлая физиономия с широким ртом и темные бегающие глазки. Питер Джей, важная шишка в известном рекламном агентстве, ростом не уступал мне, но казался при этом тщедушным; нижняя челюсть у него торчала вперед, а черные как смоль волосы, похоже, встречались с расческой только по праздникам. Кроме того, выглядел Питер так, словно страдал язвой желудка или, по крайней мере, гастритом. Впрочем, на этом выводе я не настаиваю. А вот внешность Макса Маслоу, модного фотографа, поставила меня в тупик. Он оказался типичным хлыщом с надменной ухмылкой, которую, должно быть, приобрел за долгие часы любования перед зеркалом, наимоднейшей прической, длиннющим переливающимся галстуком и не в меру зауженным пиджаком, застегнутым на все четыре пуговицы. Я искренне огорчился за Сьюзен Маклеод — и что она могла найти в таком фанфароне?
Я отдавал себе отчет, что и он мог оценить меня сходным образом, однако подобные расфуфыренные модники всегда казались мне тошнотворными.
В дверном проеме возник Вулф. Когда его ждут посетители, он обычно отсиживается в кухне до той минуты, пока я не позвоню ему по внутреннему телефону, после чего он не просто входит в кабинет, а является, как центральный персонаж пьесы. Такое сравнение, по крайней мере, приходит мне в голову. Маршрут его следования от двери к углу письменного стола проходит в непосредственной близости от красного кожаного кресла. Сейчас, когда в красном кресле сидел Хийдт, Вулф спокойно миновал его и двинулся между ним и остальными посетителями. Затем свернул направо к своему исполинскому креслу, остановился у самого края стола и воззрился на меня. Я представил всю троицу, после чего Вулф