– При чем тут газета? Я никогда не видел ее.

– Эту газету, – торжествующим тоном объявил Пилипенко, – мы час назад нашли в твоей квартире.

– Да я вообще не читаю никаких газет! – закричал Калинин.

– А зря, батенька! – с укоризной сказал Пилипенко.

– Ну, и что ты о нем думаешь? – спросил он Жарова, когда Калинина увели.

– Да трудно сказать. На актера он не похож…

– Для актера у него слишком низкий интеллект, – услышал Жаров голос, от которого у него защемило в груди.

Дверь в соседний кабинет стукнула о стену, будто распахнутая пинком, и из нее вышла Алиска. Пилипенко развел руками, дурашливо улыбнувшись: дескать, извини, друг, не сказал сразу.

Жаров вскочил, подвинул девушке стул. Конечно, это была она – штатный психолог управления. Наверное, все здесь знают об их бурном романе. Во всяком случае, с чего бы Пилипенке не предупредить, что Алиса Мельникова тоже принимает участие в допросе?

– Этот человек, – продолжала она холодным деловым тоном, вовсе не глядя на Жарова, – не способен разыгрывать подобные спектакли. У него плохая память, слабая наблюдательность. Вы заметили, – повернулась она к Пилипенке, – что он путает детали? Например, на первом допросе вообще не упомянул о каком-то свидетеле на лавочке. Кстати, показательно, как он характеризует увиденное – черный человек, человек в черном. В принципе, это материализация его страха, и я бы не поверила в точность описания.

– Я уже тоже сомневаюсь, – сказал Пилипенко. – Все факты против него, ни единого за. Но все эти факты разрушает один – поведение подследственного. Пожалуй, здесь надо еще копать.

– Обратите внимание, что он даже не контролирует свои чувства. Ведь у него, в любом случае, горе, независимо от того, он убил или нет. И положению его не позавидуешь. Однако, как все мы наблюдали, он забывается и непосредственно выражает свои эмоции: вспомнил какое-то кино, почувствовал радость, сразу забыл обо всем на свете… Нет. Я не верю, что этот человек – убийца.

Алиска всегда говорила, будто по писаному, а вот заманить ее в свои внештатники Жарову так и не удалось. Да и вообще – ничего у него с ней не удалось…

– С мозгами, вниманием, эмоциями у Калинина, конечно, худо. Даже и ухом не повел, когда я этого субчика, – Пилипенко кивнул на Жарова, – из полковников в капитаны разжаловал. Но среди убийц попадаются и не такие тупицы. И часто именно они и создают загадки, достойные лейтенанта Коломбо.

– Он мог действовать под внушением, – вдруг сказал Жаров, и Алиска, наконец, удостоила его взглядом.

– Ты что, за адвоката у нас? – съехидничала она.

– Нет, я серьезно думаю. Такие типы поддаются гипнозу легче всего. Он совершенно искренне все отрицает, именно потому, что и сам не помнит, как совершил убийство.

Алиска с сожалением посмотрела на Жарова, всем своим видом выражая, что не собирается принимать всерьез эту гипотезу.

– Если я вам больше не нужна, Владимир Владимирович, – сказала она официальным тоном, – то я пойду к себе: есть еще дела, хоть и закончен рабочий день.

Выходя, она не взглянула на Жарова, лишь обдала его тонким шлейфом своих духов, словно коснулась невидимой шалью. Ее платье прошелестело мимо него, словно ветка, полная листьев и цветов. Так сказал бы классик…

– В отличие от нас с тобой, рабочий день у госпожи Мельниковой нормированный, – прокомментировал Пилипенко.

Друзья помолчали. Следователь перекладывал листы на столе, шумно вздыхая надутыми щеками. У Жарова в горле стоял горький ком. Ну, ничего. Мало ли их у нас было! Вот, на горизонте очередная внештатница, хоть и тоже не смотрит в глаза…

Жаров вдруг с болью подумал об убитой художнице, вспомнил ее домотканые платья.

– Я хочу посмотреть картину, – попросил он.

– Какую картину? Ага, понял. Я и сам ее не очень разглядел.

Пилипенко вышел в другой кабинет, тот, где пряталась Алиска, и принес холст на подрамнике. Он водрузил незаконченную работу на стул, на котором недавно сидел Калинин, и они оба с минуту молча рассматривали картину.

– Удивительно! – наконец, сказал Пилипенко. – Я раньше этого не видел. Может быть, оно и есть ключ ко всему?

Картина изображала арку грота, дуб слева и кипарис справа. Краски были только набросаны, намечая основные цветовые пятна, но и в этом незавершенном образе было ясно видно, что в глубине грота стоит белая фигура в длинном платье, какие носили в начале двадцатого века.

– Бред какой-то, – сказал Пилипенко.

– Не думаю… Она увидела то же, что и мы тогда, в седьмом классе.

– Или в восьмом… Но этого не может быть. Призрак-убийца.

– А если допустить, что кто-то действительно прятался внутри грота? Если он проник в грот через дыру в потолке…

– Переоделся в длинное старинное платье… – с ехидством продолжил Пилипенко.

– Или плащ, пальто. Длинное светлое пальто – такое, что было на прохожем, которого видел таксист.

Жарову было не до шуток. Он продолжал размышлять вслух:

– Художница стоит и пишет. На первом этапе ее не интересуют детали. Она лишь фиксирует то, что видит ее глаз, создает общий цветовой колорит. В гроте прячется убийца, она смутно различает его в темноте под аркой, в глубине. Но она знает легенду о Фарфоровом гроте и ее кисть бессознательно набрасывает силуэт призрака. Именно в старинном платье.

– Откуда? – спросил Пилипенко.

– Что – откуда?

– Откуда она знает легенду?

– Да все в Ялте ее знают!

– Это понятно. Но не все о ней каждый день помнят. Между прочим, газету мы нашли в ее квартире. Эту пресловутую легенду уже давно забыли, жизнь такая, что не до сказок. И вот, появляется статья, которая заставляет всех снова вспомнить о легенде. Как ни крути, но тебе придется исполнить свою кровную клятву.

Пилипенко положил руку другу на плечо, добавил:

– Ну, ничего. Откроешь какую-нибудь другую газету. О курорте, о здравницах…

– Это мы еще посмотрим! – сказал Жаров. – Послушай, – переменил он тему, – эта картина – она же не будет в списке вещественных доказательств?

– Да вряд ли.

– Отдай ее мне, когда все закончится.

– Не положено. Впрочем, там видно будет.

На том они и расстались. Выходя из управления, Жаров снова увидел Алиску. Она садилась в машину, темно-синий БМВ, мелькнула и скрылась под обрезом двери ее узкая белая нога, кремовая туфелька на высоком каблуке. За рулем угадывался силуэт грузного, широкоплечего мужчины. Жаров подумал, что если он убьет кого-то на почве ревности, то сможет ли Пилипенко докопаться до истины? Смог бы Шерлок Холмс заподозрить доктора Ватсона, если бы тот шлепнул какого-нибудь профессора Мориарти?

Наутро Жаров был полон решимости отправиться на Балаклавскую, навестить Алену Ивановну, которой было что-то известно об убийстве тридцать девятого года. Он набрал ее номер, чтобы предупредить женщину о визите, но никто не взял трубку. Тогда он позвонил Пилипенке.