После низложения Симеона «двор» не был упразднен, а лишь подвергся новой реорганизации. В ведении «дворового» правительства остались почти все главнейшие территории «удела», включая Псков и Ростов, а также Поморье с Двинской землей. К этим землям была присоединена бывшая опричная периферия – Козельск, Вологда и Каргополь. Присоединение северного комплекса земель преследовало вполне определенную цель: увеличение доходов «дворового» ведомства. Во «дворе» функционировали такие приказы, как Двинская четверть, дворовый Большой приход, дворовый Разряд и т. д. Они располагались в Москве на «дворовой» стороне, отдельно от земских приказов. В военных ведомостях 1577 -1579 годов четко разграничивались «дворовые» и «земские» чины. В глазах современников «двор» выглядел зловещим призраком опричнины, но эти учреждения все же существенно различались между собой. Основное различие состояло, возможно, в том, что «двор» не был связан с определенной территорией столь жестко, как опричнина или «удел». Иначе говоря, «двор» рассматривался скорее как особое войско царя, чем особые территориальные владения, в которых царь был удельным государем. Во главе «двора» стояли те же ближние думные чины, которые возглавляли «удел» Иванца Московского. То были думные дворяне А. Ф. Нагой, Б. Я- Вельский, а-также Годуновы.

В условиях военного поражения «дворовое» правительство ввело в жизнь чрезвычайные меры с целью покрытия военных расходов и поддержания дворянского ополчения. Собор, созванный в Москве в январе 1580 года, утвердил приговор о церковных землях. Приговор воспрещал духовенству приобретать новые земли и одновременно предусматривал возможность полного отчуждения у монастырей всех княжеских вотчин, когда бы то ни было перешедших в их владение: «а которые покупали княженецкие вотчины, и те вотчины взяти на государя, а в деньгах ведает бог да государь».

Наследие удельного времени -обломки вотчинного землевладения суздальской и прочей знати – давно было предметом вожделения казны. В годы опричнины княжеское землевладение пережило подлинную катастрофу, которая привела к неслыханному обогащению монастырей, прибравших к рукам земли опальных. ‹; Дворовое» правительство не хотело допустить возврата земель к старым землевладельцам и с этой целью воспретило вотчинникам выкупать у церкви родовые земли. Подобная уступка духовенству носила преимущественно декларативный характер, поскольку она не распространялась на самую ценную категорию земель – княжеские вотчины, на которые претендовала казна. Антимонастырские меры, провозглашенные /.дворовым- правительством,? конечном счете должны были способствовать расширению поместного фонда земель и тем самым поддержанию скудеющего дворянства.

В обстановке военного поражения власти осуществили чрезвычайные финансовые меры с целью изыскания средств на войну. Они обложили дополнительными поборами всю «землю», в особенности же черносошные (государственные) земли Севера и Поморья. Крупные суммы были взысканы с городов и купечества. Одна только английская купеческая компания должна была заплатить в несколько приемов 2000 рублей. «Дворовое» правительство не побоялось нарушить податные привилегии крупных землевладельцев-ч‹тарханщиков». (Татарским словом «тархан» называли земли, освобожденные от уплаты податей или получившие податные льготы.) Монастыри и церковники обязаны были внести в казну свои взносы.

Описанные финансовые меры затронули все слон населения. Усиление налогового бремени оказало пагубное влияние на экономику страны, переживавшую кризис.

Истоки кризиса второй половины XVI века обычно связывают с ростом феодального гнета, опричниной и войной, а его основные признаки усматривают в длительном и катастрофическом сокращении посевных площадей, обнищании крестьян, убыли сельского и городского населения. Предполагается, что признаки упадка накапливались постепенно на протяжении двух десятилетий, пока в начале 80-х годов наконец не наступила разруха. При таком взгляде на ход кризиса не учитывается один важный факт, ускользавший до сих пор из поля зрения исследователей.

Известно, что в начале XVII века экономика страны была подорвана трехлетним голодом 1601 – 1603 годов. Сходное происхождение имело и «великое разорение» /0-80-х годов, у которого также существовал свой порог- трехлетний голод и чума 1569-1571 годов. Последствия опричного погрома не шли ни в какое сравнение с грандиозными стихийными бедствиями, но так вышло, что казни и голод достигли апогея одновременно. При обычных условиях населению потребовалось бы для восстановления производства одно-два десятилетия. Но шла война, государство облагало податные сословия усиленными поборами, и в итоге налоговый гнет стал главным фактором дальнейшего упадка экономики, охватившего и сельское и городское население.

От разорения более всего пострадали города Центра и Северо-Запада. Население Москвы сократилось втрое. Обезлюдели сельские местности. На протяжении сотен верст путешественники встречали лишь заброшенные деревни. Крестьяне массами уходили на окраины. Те, кто оставался в насиженных местах, сокращали запашку, с тем чтобы избежать разорительных государевых податей. На единицу тяглого обложения – обжу – в старину приходилось от одного до трех крестьянских дворов, в годы разорения – от четырех до восьми и более. Экстренные поборы последних военных лет казались для крестьянина с крохотным наделом вовсе непосильными.

Убыль населения и сокращение наделов привели к тому, что большая часть земель в государстве перестала обрабатываться. Ко времени смерти Грозного в Московском уезде не засевалось 5Д пашни. В опустошенной неприятелем Новгородской земле крестьяне обрабатывали едва ли '/и пашни. По образному выражению историка, новгородские села и деревни походили на громадные кладбища, среди которых кое- где бродили еще живые люди. Великое разорение расстроило традиционные отношения между крестьянами и землевладельцами.

Порядок крестьянского выхода в Юрьев день сложился в условиях господства оброчной системы. С уплатой оброков и пожилого крестьянин освобождался из зависимости от землевладельца и мог свободно перейти на другие земли. Пока крестьянское население было прочно привязано к наследственным землям и в редких случаях пользовалось правом перехода, законность Юрьева дня не ставилась под сомнение господствующим сословием.

К концу XVI столетия положение переменилось. Дворяне повсеместно перестали соблюдать нормы Юрьева дня, и единственным регулятором крестьянских переходов стало насилие. Крепостники-дворяне прибегали к насилию и тогда, когда старались удержать население своих поместий, и тогда, когда везли крестьян с соседних земель. Нормы Юрьева дня утратили силу в то время, когда новое законодательство еще не было разработано! Так возникла ситуация, ярко изображенная Поместным приказом: «переходом крестьян причинилися великие крамолы, ябеды и насилия немощным от сильных».

В условиях разрухи дворянское оскудение приобрело широкие масштабы. Владельцы мелких поместий лишились большинства крестьян. Писцовые книги запестрели пометами о разоренных помещиках, из которых одни сошли «в нищих» и скитались «меж дворы», другие померли, а хдети под окны волочатца^. Утомленные войной дворяне растеряли прежнюю воинственность и не заявляли более, что готовы положить голову за одну десятину государевой земли. В Польшу приходили вести о том, что московские служилые люди обратились к царю с настойчивой просьбой закончить войну, поскольку им невозможно служить, имея запустевшие поместья. Многие дворяне самовольно покидали полки. Таких власти свирепо преследовали. «Нетчиков» били кнутом, заковывали в цепи, выдавали на крепкие «поруки», брали под стражу их детей и слуг. В конце войны такие меры применялись даже к «большим» дворянам – офицерскому составу армии. Но проводить мобилизации становилось все труднее. Командование не раз отменяло наступление из-за того, что «дети боярские не собрались». Даже в тех случаях, когда мобилизация удавалась, дворяне бежали с театра военных действий и разъезжались по поместьям. Расстройство поместного хозяйства, насильственный своз крестьян вели к тому, что длительное отсутствие землевладельца приводило к полному разорению поместья.

«Дворовое» правительство не могло полагаться лишь на принуждение в отношении земских служилых людей и предпринимало попытки поддержать скудеющее дворянство. В этом плане и следует рассматривать