Им вскроет день глаза, И лунный их покров Взлетит на небеса С тяжелым севом гроз: Он стал – цепь облаков Иль желтый альбатрос, И та же днем луна Им больше не нужна, Как одеянье тайны (Но как все чрезвычайно!) А атомы луны Днем в дождь разрешены; Не их ли мотыльки, Когда летят, легки, В лазурь, ах! для паденья (Вовек без достиженья), Во образе пыльцы Приносят образцы! Перевод В. Брюсова (1924)
О, Елена, твоя красота для меня Как Никейский челнок старых дней, Что, к родимому краю неся и маня, Истомленного путника мчал все нежней Над волной благовонных морей. По жестоким морям я блуждал, нелюдим, Но классический лик твой, с загадкою грез, С красотой гиацинтовых нежных волос, Весь твой облик Наяды – всю грусть, точно дым, Разогнал – и меня уманила Наяда К чарованью, что звалось – Эллада, И к величью, что звалося – Рим. Вот, я вижу, я вижу тебя вдалеке, Ты как статуя в нише окна предо мной, Ты с лампадой агатовой в нежной руке, О, Психея, из стран, что целебны тоске И зовутся Святою Землей! Перевод К. Бальмонта (1904)
…И ангел Израфель, струны сердца
которого – лютня, и у которого из всех
созданий Бога – сладчайший голос.
Коран На Небе есть ангел, прекрасный, И лютня в груди у него. Всех духов, певучестью ясной, Нежней Израфель сладкогласный, И, чарой охвачены властной, Созвездья напев свой согласный Смиряют, чтоб слушать его. Колеблясь в истоме услады, Пылает любовью Луна; В подъятии высшем, она Внимает из мглы и прохлады. И быстрые медлят Плеяды; Чтоб слышать тот гимн в Небесах. Семь Звезд улетающих рады Сдержать быстролетный размах. И шепчут созвездья, внимая, И сонмы влюбленных в него, Что песня его огневая Обязана лютне его. Поет он, на лютне играя, И струны живые на ней, И бьется та песня живая Среди необычных огней. Но ангелы дышат в лазури, Где мысли глубоки у всех; Полна там воздушных утех
