В саркофаге приморской земли. Перевод К. Бальмонта (1895)
Сумрак неизмеримый Гордости неукротимой, Тайна, да сон, да бред: Это – жизнь моих ранних лет. Этот сон всегда был тревожим Чем-то диким, на мысль похожим Существ, что были в былом. Но разум, окованный сном, Не знал, предо мной прошли ли, Тени неведомой были. Да не примет никто в дар наследий Видений, встававших в бреде, Что я тщетно старался стряхнуть, Что, как чара, давили грудь! Оправдались надежды едва ли; Все же те времена миновали, Но навек я утратил покой На земле, чтоб дышать тоской. Что ж, пусть канет он дымом летучим. Лишь бы с бредом, чем я был мучим! Перевод В. Брюсова (1924)
Сядь, Изабель, сядь близ меня, Где лунный луч скользит, играя, Волшебней и прекрасней дня. Вот – твой наряд достоин рая! Двузвездьем глаз твоих я пьян! Душе твой вздох как небо дан! Тебе взвил кудри отблеск лунный, Как ветерок цветы в июне. Сядь здесь! – Кто нас привел к луне? Иль, дорогая, мы во сне? Огромный был цветок в саду (Для вас он роза) – на звезду В созвездьи Пса похож; колеблем Полночным ветром, дерзко стеблем Меня хлестнул он, что есть сил, Живому существу подобен, Так, что, невольно гневно-злобен, Цветок надменный я сломил Неблагодарности отметил, И лепестки взвил ветер бурный, Но в небе вдруг, в просвет лазурный Взошла из облаков луна, Всегда гармонии полна. Есть волшебство в луче том (Ты поклялась мне в этом!) Как фантастичен он, Спирален, удлинен; Дробясь в ковре зеленом, Он травы полнит звоном. У нас все знать должны, Что бледный луч луны, Пройдя в щель занавески, Рисуя арабески, И в сердце темноты Горя в любой пылинке, Как в мошке, как в росинке, Сон счастья с высоты! Когда ж наступит день? Ночь, Изабель, и тень Страшны, полны чудес, И тучевидный лес, Чьи формы брезжут странно В слепых слезах тумана. Бессмертных лун чреда Всегда – всегда – всегда, Меняя мутно вид, Ущерб на диск, – бежит, Бежит, – улыбкой бледной Свет звезд гася победно. Одна по небосклону Нисходит – на корону Горы к ее престолу Центр клонит – долу – долу, Как будто в этот срок
