хозяйственное освоение, начатое экспедицией Ерофея Хабарова, происходило в сложной внешнеполитической обстановке. Анализ этой обстановки дан в работах П. И. Кабанова, В. С. Мясникова, Г. В. Мелихова, А. Л. Нарочницкого, В. А. Александрова и др. Ими доказано, что Приамурье никогда не было территорией Маньчжурии и тем более Китая, а вооруженные вторжения Цинской империи на Амур, уже включенный в состав России, носили ярко выраженный захватнический характер.

В последнее тридцатилетие изучению экспедиции Хабарова уделили внимание исследователи- географы Л. С. Берг, В. Н. Скалон, Н. П. Антипов, Д. М. Лебедев, И. П. Магидович. Они поставили ее в один ряд с другими выдающимися экспедициями того времени. Мангазейскому и послеамурскому периодам жизни. Хабарова посвящены статьи М. И. Белова и Б. П. Полевого, написанные с учетом ранее неизвестных материалов. Отдельные эпизоды из жизни Хабарова на Лене содержатся в первом томе «Илимской пашни» В. Н. Шерстобоева. В 1982 г. в Хабаровске вышла небольшая работа Ф. Г. Сафронова «Ерофей Хабаров». Ее автор кратко изложил жизненный путь землепроходца и опубликовал несколько новых источников.

О Ерофее Павловиче Хабарове написано немало. Но одни работы сейчас устарели, другие недоступны широкому кругу читателей. Между тем архивы раскрывают все новые и новые документы о знаменитом землепроходце. Ряд таких документов посчастливилось обнаружить автору настоящей книги. Среди них особого внимания заслуживает послужной список «Амурского войска», составленный на Амуре в 1655 г. и содержащий перечень имен участников экспедиции Хабарова и продолжателя его дела — Степанова. В делах Сибирского приказа сохранился донос дьяка Стеншина на Хабарова. Кроме того, в фонде «Грамот Коллегии Экономии» выявлены подлинники трех документов, относящиеся к послеамурскому периоду жизни Хабарова. Копии двух из них, найденные в свое время в фонде Илимской приказной избы Шерстобоевым, так и не были целиком опубликованы. Публикация этих неизвестных и малоизвестных источников дополнит сведения о жизни и деятельности Ерофея Павловича Хабарова.

Ерофей Павлович Хабаров родился в семье крестьянина. Дата его рождения точно не известна. В Большой Советской Энциклопедии назван «приблизительно* 1610 г. Советский исследователь-сибиревед Ф. Г. Сафронов полагает, что Хабаров родился между 1601 и 1605 гг. Представляется, что по крайней мере две из этих дат нуждаются в уточнении. Известно, что в 1629 г. Хабаров был на Таймырском полуострове, т. е. очень далеко от родительского дома. В это время он занимал должности таможенного целовальника и помощника ясачного сборщика. Если считать, что он родился в 1610 г., то для этих служб, связанных с большой материальной ответственностью, он был еще слишком молод. Одновременно, учитывая обычность, традиционность промысловых занятий крестьян Русского Севера в Сибири и деятельный склад натуры Хабарова, вряд ли можно согласиться и с тем, что впервые он попал на Таймыр и в Мангазею в возрасте 28 лет. Скорее всего во время пребывания в Мангазее и на Таймыре Ерофею Хабарову было 22–24 года и родился он, следовательно, где-то между 1605 и 1607 гг.

По вопросу о месте его рождения в исторической литературе долго не было единого мнения. Дореволюционный исследователь Н. П. Чулков писал, что Хабаров родился в Соли Вычегодской. Советский историк С. В. Бахрушин считал, что родиной Хабарова был Устюг Великий или область, лежащая вокруг него. Бахрушин опирался на слова самого Хабарова о том, что в Устюге Великом осталась его семья — «жена Василиса, дочь Наталья, внук, племянница и племянник», и на прозвище «устюжанин», данное Хабарову и его родному брату Никифору их современниками.

Не так давно вывод Бахрушина был подтвержден М. И. Беловым, которому по новым архивным документам удалось выяснить, что до своей первой поездки в Сибирь Ерофей Павлович какое-то время проживал в деревне Дмитриеве Вотложенского стана Устюжского уезда. Эта деревня находилась в 80 км от Устюга Великого, на берегу реки Сухоны. Она-то, очевидно, и была местом рождения знаменитого землепроходца. Деревня эта существует и поныне в составе Нюксенского района Вологодской области.

Весьма вероятно, что юношеские годы Ерофея Хабарова проходили в Великом Устюге, который играл заметную роль в экономическом развитии России в XVII в. «Примерно» с XVII в. в России начался новый период ее истории, характеризовавшийся «действительно фактическим слиянием всех… областей, земель и княжеств в одно целое. Слияние это вызвано было… усиливающимся обменом между областями, постепенно растущим товарным обращением, концентрированием небольших местных рынков в один всероссийский рынок»'.

В орбиту складывающегося всероссийского рынка вовлекался и Великий Устюг. Этому способствовало и его выгодное географическое положение. Он находился в месте слияния рек Сухоны и Юга, где сходились пути, шедшие из Архангельска, Урала и Сибири. Через Архангельский порт он связывался со странами Западной Европы, реками и речками — с городами Поморья, а за его пределами — с Вологдой, Ярославлем, Костромой, Казанью. Процесс специализации местных рынков захватил и Устюг. В XVII в. он становится третьим по значению, после Вологды и Вятки, хлебным рынком страны. Только в 1633–1634 гг. из волостей Устюжского уезда по реке Югу было вывезено в другие районы страны 6500 четвертей хлеба. Особенно крупные партии устюжского хлеба отправлялись в Сибирь, снабжение которой вплоть до середины 80-х гг. XVII в. возлагалось на города Поморья и Русского Севера. Подобно Соли Вычегодской, Устюг поставлял в Сибирь и другие товары как собственного производства, так и привозные из других городов и из-за рубежа.

Для закупки в Устюге товаров «про сибирскую руку» воеводы «стольного сибирского града» Тобольска имели специальную статью денежного расхода в бюджете. Значительную роль играл Устюг Великий и в пушной торговле. Русские торговые люди, привозившие меха из Сибири, продавали их в Устюге торговцам-перекупщикам или провозили их дальше, в Архангельский порт.

Как и во всем Поморье, пашенные крестьяне Устюжского уезда жили земледелием, промыслами и торговлей. Соседство с бойким торгово-ремесленным центром стимулировало эти занятия. Немаловажным фактором было и то, что крестьяне Устюжского уезда были черносошными, т. е. государственными, или, как тогда говорили, «государевыми». В XVII в., вследствие многочисленных царских пожалований частным владельцам (помещикам, монастырям), земли, населенные черносошными крестьянами, сузились фактически до пределов территории Русского Севера и Поморья. Были объявлены «государевыми» и крестьяне присоединяемой Сибири.

В черносошных районах крестьяне несли повинности в пользу государства, не знали личной зависимости от помещика и сохраняли очень важные для развития социальной активности и хозяйственной инициативы права передачи тягла (всех повинностей) другому лицу, передвижения (изменения места жительства) и собственности на имущество.

Используя эти права и вовлекаясь в разностороннюю хозяйственную деятельность, наиболее сметливые и удачливые из поморских крестьян становились торговыми людьми и даже выбивались в купечество, переселяясь в города. Другие, оставляя насиженные места, становились промысловиками и уходили «за Камень» (Уральский хребет) в далекую Сибирь искать новые земли и богатые соболиные промыслы.

Решил попытать счастья и крестьянский сын Ерофей Хабаров. В молодые годы Хабарова самым выгодным районом промысла на соболей была Мангазея. Как отмечает М. И. Белов, вплоть до второй половины 30-х гг. XVII в. каждый рубль, вложенный в Мангазее, в случае удачи приносил охотнику- промысловику 32 руб. чистого дохода.

В Устюге Великом о богатстве Мангазеи ходили легенды. Иначе как «златокипящей государевой вотчиной» ее не называли. Ерофею Хабарову доводилось слушать рассказы бывалых промысловиков о том, что соболиный сезон там длился с ноября по март, что ежегодно к его началу в Мангазее собиралось «с человек тысячу и болши». А затем все уходили на промысел. Мангазея пустела. В ней оставался только небольшой гарнизон, воевода с подьячими да местный поп в церквушке. Но зато весной снова начиналось оживление. С промыслов возвращались охотники с соболями. Распахивались двери таможни. Там собирали в государеву казну по одному соболю от десяти или деньги с неполных десятков. Местный воевода подсылал своих людей для тайной скупки у промысловиков «про свой воевоцкой обиход соболиной мягкой рухляди», а пронырливые торговые люди или их агенты-приказчики выменивали у изголодавшихся в тайге