— Мне плевать! — устало бросила Бесс. — Репортеры зарабатывают свои деньги так, как могут. Это их дело.

— А ты как заработаешь свои деньги? Ты ведь не сможешь с ним спать?

— Мне этого не надо, и ему тоже.

— Ну, про него мне все ясно. А вот ты… Как ты станешь обходиться? Я мог бы тебе помочь. — Он противно усмехнулся. — Даже бесплатно, так и быть, по старой памяти. — Его руки потянулись к полам халата Бесс. — Хочешь, я тебе покажу, как стану теперь это с тобой делать?

Бесс больно ударила его по рукам.

— Нет, Пол, ты не будешь мне помогать.

— Вот так, да? — Он дернул шеей. — Найдешь кого-то другого? Ты ведь не сможешь обойтись без секса! Ты еще пожалеешь, сучка.

— Что вышла не за тебя? Вот уж нет. Это точно. Знаешь, Пол, единственная услуга, которую я могу тебе оказать, это разрешить высушить костюм.

— Благодарю, не стоит! — бросил он и направился к своей машине.

Нелепый для него «лотус» взревел мотором, и из-под колес словно автоматная очередь полетел гравий.

Бесс проводила глазами машину и направилась в дом. Новость, которую ей сообщил Пол, должна была бы ее расстроить — ничего хорошего нет в том, что газеты начали трубить о свадьбе, но, поразмышляв в тишине и прохладе дома, выпив минеральной воды со льдом, Бесс пришла к выводу: у этой новости недолгая жизнь. Она постарается подкинуть акулам пера кое-что посвежее. О, как запоют, как заголосят газеты, когда она купит «конюшню»! Когда начнет участвовать в соревнованиях «Формулы-1», она, женщина. Такого еще не было в истории мирового гоночного спорта!

Итак, последняя встреча с Полом состоялась. Получилось что-то вроде традиционного девичника- мальчишника. Скорее, впрочем, мальчишник — обычно на нем случаются потасовки.

— Ну вот и все, — сказал Юджин после торжественного обеда, когда Роберт, единственный гость, откланялся. — Наша сделка совершилась.

Он смотрел на Бесс, одетую в обтягивающее красное платье, и не мог успокоиться. Невероятно, но точно такое платье было у ее матери. Много лет назад. Да, конечно, оно было сшито из другой ткани, но…

— Слушай, Бесс, а почему ты надела такое платье?

Она опустила глаза и оглядела себя, потом пожала плечами.

— Я люблю красный цвет. Цвет праздника.

Юджин вскинул брови.

— А у тебя сегодня праздник?

— Вообще-то для меня каждый день праздник. Только он бывает разный — с шумом петард, с парадом или…

— Как эта тихая ночь?

Бесс улыбнулась вместо ответа.

— Как бы я хотел научиться этому снова. — Юджин вздохнул и провел указательным пальцем по ручке инвалидного кресла.

— Я постараюсь помочь тебе.

— О нет, Бесс, не стоит трудов. Ты обещала мне главную помощь, все остальное не имеет никакого смысла.

— А не выйти ли нам в сад? — перевела разговор на другое Бесс. — Юджин, я хочу взглянуть на розы сейчас, в лунном свете. Ты не против?

— Тогда тебе придется немного потрудиться, детка. — Он кивнул на дверь, ведущую в сад.

— Открыть? Конечно!

Бесс вскочила со стула словно гибкая грациозная кошка и повернула ручку. Юджин уже был рядом, она невольно потянулась к коляске, но он остановил ее словами:

— О нет, я не нанимал сиделку.

— Прости, Юджин.

Ночь стояла теплая, безветренная, розы замерли, словно гвардейцы на параде, высоко поднявшие головы в голубых мохнатых шапочках.

— Если бы у них были зеленые головки, то я бы сказала, что они похожи на гвардейцев в медвежьих шапках, которые стоят у Букингемского дворца.

Южин помолчал, потом кивнул.

— Ты права, детка. Я и не замечал прежде.

— Ты гордишься своими розами?

— Пожалуй. Они сделали знаменитым таинственного селекционера, который представил их на конкурс под названием «Порнозвезда».

Он тихо засмеялся, ему вторила Бесс.

— И никого из устроителей не шокировало название? — спросила она.

Юджин пожал плечами.

— Нет. Ничуть. Тем более что псевдоним, под которым я выставляю свои цветы, — «Королева Фей».

— Неужели никто не догадался, что название оперы Перселла может быть близко тебе, певцу с мировым именем?

Юджин вскинул голову.

— А ты знаешь эту вещь?

— Я слушала арию и речитатив из этой оперы в твоем исполнении.

Он польщенно хмыкнул и поправил лацкан смокинга.

— Нет, уже давно нет никому никакого дела до отставного певца. Мой голос живет совершенно отдельной от меня жизнью. Знаешь, это похоже на то, что происходит между выросшими детьми и их родителями. Они больше не нужны друг другу.

— О, Юджин, ты не прав. Знал бы ты, как бы мне хотелось, чтобы мои мама и отец были рядом со мной! Конечно, каждый из нас имел бы собственную жизнь, но мы согревали бы друг друга теплом и любовью, встречаясь.

— Ты говоришь так, потому что слишком рано лишилась отца и матери.

Бесс пожала плечами, а Юджин положил свою ладонь на ее запястье. Прикосновение было неожиданным, ласковым, и Бесс почувствовала, как горячо кровь толкнулась в сердце.

— Бесс, я попробую хотя бы отчасти заменить тебе родителей.

— Спасибо, Юджин. Я тебе благодарна.

— И я тебе. — Он помолчал, потом указал на свободное место на светлом под луной газоне. — А вот здесь я хочу разбить новый цветник…

Сказал и осекся: я хочу? Мне-то казалось, я уже давно ничего не хочу. Неужели присутствие молодой женщины меняет и во мне что-то? Ведь ничего не произошло, я и без нее выезжал ночами в сад, к розам, они внимали мне. Если бы цветы могли говорить, то наверняка у голубых роз был бы немного писклявый и искусственный голос, но он и должен быть таким, ведь сам цвет неестественный.

Юджину вдруг пришло в голову, что ни один из растущих в его саду цветов не смог бы разговаривать голосом Бесс. Это должен быть совершенно другой, особенный цветок.

— Какая тишина, — восхищенно проронила Бесс, — и какой аромат. — Она запрокинула голову, вдыхая полной грудью запахи ночи. — Кажется, глицинии, — она кивнула на каменную стену, возведенную вокруг поместья три века назад и увитую цветущей глицинией, — пахнут даже сильнее роз.