– Мудрый старче, завершай начатый нами суд,– спокойно сказала Ольга, покидая помост и направляясь к великокняжескому терему.

Она шла, выпрямив спину и высоко вскинув голову, плотно сжав губы и глядя прямо перед собой. Но краем глаза видела, как безропотно расступалась перед ней толпа, как в пояс кланялись ей женщины и горожане-мужчины, а дружинники и воины городского ополчения снимали с голов шлемы. А ведь всего час назад, когда она шла к помосту, ничего подобного не было и в помине. Она добилась своего, отныне сердца киевлян будут принадлежать ей, а не возможным недругам, кем бы они ни оказались!

Это подтверждали шум и веселое оживление, возникавшие за ее спиной. Люди не ждали вынесения приговора-за-суда, а расходились по домам. Они явились на площадь не на суд, а дабы лицезреть и услышать великую княгиню, о коей после ухода в поход дружины появилось столько пересудов. Они увидели ее, но вовсе не такой, какой ожидали. Она победила стольный град Руси, а он должен ей помочь победить недругов!

Однако она свершила пока одно из сегодняшних дел, о результатах второго судить еще рано. Покидая судный майдан, она все-таки не удержалась и метнула быстрый взгляд в сторону, где стояли викинги во главе с Вальдсом. Они пребывали на прежнем месте, недалеко от помоста с верховным жрецом Перуна, и о чем-то оживленно переговаривались. Чего они ждут, если большая часть народа уже разошлась? Желают увидеть свершение казни? Но что в ней интересного? Жену-прелюбодейку кат-палач посадит в крепкий просмоленный куль, швырнет в него собаку, кошку и петуха. Затем горловина куля будет крепко затянута и просмолена, и куль с прикрепленным к нему тяжелым камнем будет брошен в волны Славутича. На дне реки, в кромешной тьме, терзаемая обезумевшими от предчувствия смерти животными и птицей, прелюбодейка примет кару за содеянное под Небом в мире людей. Все, как было раньше и будет впредь. Но, может, у викингов какие-то свои дела или они обсуждают полученную откуда-то весть?

Проходил час за часом, а Вальдс ни на великокняжеском подворье, ни в тереме не появлялся. Не было видно и сопровождавших его обычно воинов-варягов. Весь день Ольга хранила по этому поводу молчание, и только вечером якобы невзначай поинтересовалась у одного из гридней-телохранителей:

– Не захворал ли сотник Вальдс? Я не видела его сегодня.

– Вальдс отплыл к воеводе Свенельду,– ответил гри-день.– Вместо него остался сотник Триар.

– Триар? Я видела его несколько раз и помню. Вели передать ему, что, ежели он понадобится, я пошлю за ним.

– Немедля отправлю к нему челядника с твоими словами, великая княгиня.

Голос Ольги звучал обыденно, равнодушно, но если бы кто знал, каким напряжением сил далось ей это показное спокойствие! Христианский жрец оказался прав, она была нужна Вальдсу не как женщина, а только как великая княгиня, которая, потеряв голову от чар молодого красавца сотника, должна была напрочь позабыть о державных делах, нажив себе заодно врагов в киевских горожанах! Именно об этом свидетельствовало поспешное бегство Вальдса к Свенельду. Не будь они в сговоре, разве посмел бы какой- то сотник самочинно покинуть великую княгиню, к коей был приставлен самим главным воеводой, и назначить вместо себя другого человека? Даже если Вальдс оставил ее по приказу Свенельда, он обязан был сообщить ей об этом и представить Триара, не забыв поинтересоваться, не будет ли у нее сообщений для Свенельда. А он, поняв, что вскружить голову великой княгине не удалось, и страшась, что его может постичь судьба, схожая с участью жены-прелюбодейки, немедля покинул Киев!

Что ж, это будет хороший урок ей, великой княгине! Да, только великой княгине, ибо отныне ей придется быть лишь таковой, позабыв о своей женской сущности. Наверное, самим Небом ей уготована иная судьба, нежели быть обычной женщиной или женой при великом князе!

Обступившие реку деревья были столь высоки, что взгляд не достигал их верхушек, кроны были так обширны, что, смыкаясь над водной гладью, закрывали небо. Стволы деревьев с гладкой, блестящей корой зачастую оказывались сплошь обвиты ползучими растениями, сплетавшимися с листвой в однообразную ярко-зеленую массу. Между урезом воды и деревьями рос густой колючий кустарник, вздымавшийся по берегам непроходимой стеной. Кустарник и деревья надежно защищали реку даже от малейшего дуновения ветерка, и речная гладь была неподвижна, словно раз и навсегда застыла. И только плывущие по течению листья и сучья говорили, что русские ладьи двигались не по узкому извилистому озеру, а по горной реке.

В устье реки они вошли ранним утром, лишь начало сереть на востоке небо. Опасаясь, что их могут заметить с суши либо с дозорных суденышек, снующих по морю под видом рыбацких, ладьи приблизились к побережью еще в кромешной темноте и какое-то время двигались вдоль береговой черты, покуда не очутились у нужного места. С той поры минуло несколько часов, и, согласно уверениям обоих проводников, ладьи скоро должны были достичь притока реки, по которому предстояло плыть дальше. Именно этот приток в своем верхнем течении ближе всех других и самой реки подходил к дербентской крепостной стене, к которой лежал путь маленького отряда из пяти ладей и двух сотен дружинников во главе с тысяцким Сфенкелом и сотником Микулой.

Великий князь плыл на второй ладье. Вглядываясь в неприступные вершины и крутые склоны гор, возникавших в редких просветах обступившей реку зеленой стены, он который раз отдавал дань мудрости и прозорливости человека, решившего воздвигнуть Дербентскую крепость и ее стену. В этом месте, именуемом Дербентские Ворота, горы почти вплотную приближались к морю, и тот, кто владел узким участком суши между горами и морем, был полновластным хозяином пролегавшей по кавказскому побережью сухопутной дороги из Азии в Европу и обратно. Быть подобным хозяином желали многие, поэтому Дербентские Ворота и особенно ключ к ним – Дербентская крепость были щедро политы кровью разных племен и народов, а сама крепость сменила не одного владыку. На сегодняшний день Дербент являлся одной из северных крепостей могущественной Персидской державы, правил ею от имени далекого шаха его на-местник-гайшах, назначаемый из местных князей.

О крепости, ее укреплениях на суше и море Игорь слышал и прежде от побывавших в дербентской гавани русских купцов, многое ему удалось также узнать из бесед с пленниками, захваченными сотником Микулой в бою с горцами и разбойниками Ичкера. В самом узком месте Дербентские Ворота перегораживали две высокие каменные стены, идущие одна вдоль другой; между ними и располагался город. В одном месте края стен выдавались на значительное расстояние в море, и ограниченное ими водное пространство было превращено в гавань. Со стороны моря гавань защищали две завершавшие стены крепостные башни, между которыми была натянута преграждавшая доступ в гавань толстая железная цепь. С другой стороны стены замыкала цитадель Нарын-Ка-ла, расположенная на вершине господствующей над Дербентом горы.

Стены, образующие гавань, были сложены из тесаных каменных глыб, в каждой из которых имелись два отверстия. В них вставлялись железные палки-стержни, заливавшиеся расплавленным свинцом. Соединенные подобным образом, глыбы превращались в нерушимый каменный монолит, могущий стоять в морской воде веками и не боящийся ни волн, ни ударов вражеских корабельных таранов. Таким же образом был выложен и мол гавани. При владыке Хосрое Ануширване в городе был сделан внушительный запас каменных глыб, железных палок-стержней и слитков свинца для ремонта стен и мола. Посещавшие Дербент арабы, признавая мастерство его строителей, сравнивали городскую гавань и мол с финикийскими, прежде всего порта Тир.

Стены на суше были сложены из тесаного камня, положенного на известь, и облицованы крупными тесаными блоками. Железные палки-стержни и свинец здесь не применялись, и стены держались на известковом растворе и тяжести камней. От цитадели Нарын-Кала далеко в горы уходила уже одна стена; знающие люди говорили, что ее длина была двадцать верст(Длина дербентской стены составляла около 40 километров). На всем протяжении в стене было построено множество разновеликих башен, ничем не уступающих крепостным, в которых круглосуточно находились дозорные воины. Вначале стена шла непрерывной линией, затем возводилась лишь в тех местах, которые были доступны для передвижения всадника или прокладки караванной тропы. В глубине гор стена была заменена цепочкой отдельных каменных укреплений с высокими стенами и обязательными угловыми башнями. Самым сильным и значительным укреплением, часто называемым крепостью, являлся Табасаран, он и служил окончанием дербентской стены.

Однако дербентские гайшахи полагались не только на неприступность гор и крепость камня – по всей длине стены ее охрану несла неусыпная стража. В первую очередь она состояла из многочисленных здешних