сторону ненужные луки, обнажали мечи, выстраивались у ближайшего к дромону борта ладьи. Несколько воинов, прикрытых сверху щитами товарищей, лихорадочно готовили к броску на византийский корабль длинные лестницы с острыми крючьями на концах. Две другие вырвавшиеся вперед русские ладьи плыли чуть в стороне от суденышка Микулы, готовясь идти на абордаж дро-мона с кормы.

На палубе византийского корабля раздалась громкая, властная команда, и через его борта полыхнуло пламя. Длинные, ярко-красные, с дымными хвостами струи огня протянулись к русским ладьям, следовавшим сбоку Микулы, уткнулись в них. И вместо красавиц-ладей с десятками готовых к бою воинов на волнах выросли большие чадные костры, все еще продолжавшие по инерции свой бег к корме дромона. Леденящий душу, полный ужаса и боли крик пронесся над гигантскими кострами, из бушевавшего огня метнулись в море три-четыре объятые пламенем человеческие фигуры. А над бортом дромона снова взлетело пламя, и еще несколько языков огня, словно живые, потянулись к другим русским суденышкам.

«Греческий огонь»! Микула и раньше много слышал об этой таинственной горючей смеси, которую метали византийцы во врагов на суше и на море, заживо испепеляя их. В зависимости от обстоятельств ромеи швыряли в неприятеля глиняные сосуды, которые при ударе о твердый предмет разбивались и разбрызгивали во все стороны самовозгоравшийся на воздухе горючий состав, либо выплескивали огненные струи через специально изготовленные метательные трубы-сифоны. Секрет огня был известен только византийцам, и сколько побед они выиграли лишь благодаря его применению! Если им сейчас не помешать, ромеи уничтожат все живое и неживое, что находится в окруженном их флотом пространстве.

– На копье! – что было сил крикнул Микула, нарушив нависшую над ладьей мертвую тишину.

Он оттолкнул плечом в сторону замешкавшегося дружинника, вырвал из его рук конец абордажной лестницы, изловчившись, ловко швырнул ее крючьями на борт дромона. Прежде чем византийцы успели их обрубить или оттолкнуть лестницу обратно, тысяцкий первым бросился по перекладинам на вражескую палубу. Двое легионеров у борта выставили ему навстречу копья, но в горло одного тут же впилась русская стрела, в грудь второго с силой вонзились несколько коротких метательных копий-сулиц.

Слыша за спиной яростные крики ринувшихся за ним по лестнице дружинников, Микула спрыгнул на палубу дромона. Увернулся от блеснувшего рядом с ним лезвия секиры, принял на щит укол широкого ромейского копья, отбил клинком удар чужого меча. Тотчас по его бокам выросли двое дружинников, за ними еще трое. Краем глаза Микула успел заметить, как и над другим бортом дромона появились остроконечные русские шлемы, как затем стена червленых щитов хлынула на палубу.

– Смерть ромеям! – прокричал Микула, бросаясь с мечом вперед, в гущу византийцев.

Жестокий и беспощадный бой на уничтожение, не знающий раненых и пленных, разгорелся на палубе и корме дромона, в его чреве…

Весла в руках отборных гребцов-силачей гнулись и скрипели, их покрасневшие от напряжения лица лоснились от пота, из шумно вздымавшихся грудей рвалось тяжелое, прерывистое дыхание. Великий князь, словно обыкновенный лучник, стоял за щитом у борта ладьи и посылал в мелькавшие мимо него чужие корабли стрелу за стрелой. В середине своего ключа, прикрытая спереди и с боков другими русскими суденышками, ладья великого князя шла на прорыв.

Безоблачное с утра небо сейчас было затянуто дымной пеленой, и даже лучи солнца не могли пробиться сквозь нее. Тут и там на воде виднелись ярко пылавшие русские ладьи и насады. Косматые языки пламени быстро пожирали просмоленное сухое дерево, густой смрадный дым медленно поднимался вверх, растекался по сторонам. Впереди великокняжеской ладьи смутно вырисовывались неясные очертания византийских кораблей, палубы и борта которых периодически озарялись вспышками метаемого в русичей огня. Его струи попа-Дали в ладьи и насады, хлестали в дымную пелену, из которой те вырывались, византийцы будто хотели залить огнем все, что находилось внутри замкнутого их флотом круга. Все большее число русских кораблей заволакивалось пламенем и дымом, все больше огромных костров из дерева и заживо сгоравших людей колыхалось на пунцовых от крови и огня волнах.

Охваченные пламенем русичи прыгали за борт, однако тяжелое вооружение тянуло их на дно. Да и сама вода не сулила спасения: на ее поверхности тоже плясал огонь – горела не угодившая в суда зажигательная смесь. На русичей, которым все-таки удавалось отплыть на чистую воду, начинали густо сыпаться стрелы и камни расположившихся на палубах византийских кораблей лучников и пращников. Рев и гул десятков кострищ-пожарищ, крики и стоны сотен горевших живыми, тонувших в воде людей неслись со всех сторон.

Опустив лук, великий князь прижался лбом к борту, закрыл глаза, тихо застонал. Залитое огнем, пылающее море, жарко дышавшее в лицо пламя – разве не эту картину видел он в пещере старого волхва, хранителя священного Перунова источника? Кто знает, сколько уже сейчас пролилось по его, князя Игоря, вине русской крови? Может, намного выше, чем по колени? Боги, зачем вы затмили его рассудок, отчего не внял он вашему предостережению на Лысой горе? Боги, будьте хоть в эту суровую годину вместе с внуками-русичами!

Игорь открыл глаза, достал из колчана и положил на тетиву очередную стрелу. Великокняжеская ладья вырвалась из дыма и пламени, оставила сбоку полыхнувшую в нее с палубы ближайшей триремы струю огня, расчетливо скользнула между ней и бортом соседнего дромона. Тотчас из-за кормы триремы на ладью бросились две быстрые, хищные хеландии, битком набитые легионерами. Наперерез им, заслоняя собой великокняжеское суденышко, метнулись две русские ладьи, ощетинившиеся копьями и мечами готовых к рукопашному бою дружинников. Мгновение – и противники с треском и шумом столкнулись бортами, в воздух взметнулись абордажные десницы и крючья, две людские стены, сверкая оружием, бросились друг на друга.

Гнулись и скрипели весла в руках не знающих усталости дюжих гребцов, из-за спины слабо доносился гул страшного морского сражения. Великокняжеская ладья, будто пущенная из тугого лука стрела, стремительно неслась уже в открытом, распахнутом для нее во всю ширь море…

Микула вложил в ножны меч, вытер со лба обильно выступивший пот, огляделся по сторонам. Палуба дромона была густо завалена трупами, в нескольких местах на корабле бушевали пожары, дружинники спускали в ладьи раненых товарищей. Из чрева дромона доносились частые удары секир – это русичи, не надеясь на огонь, который могли потушить высадившиеся с других кораблей ромеи, прорубали в днище и бортах дыры.

Участок моря, откуда совсем недавно шла на прорыв |ладья тысяцкого, был густо затянут дымом, в котором пыла-или, уже догорая, чадили десятки русских ладей и наса-|дов. Серую дымную пелену во всех направлениях прорезали убагровые сполохи от выпускаемого из метательных труб-сифонов струй «греческого огня». Горели и медленно погружались в воду несколько захваченных русичами в бою византийских трирем и дромонов с прорубленными днищами. Немало носилось по волнам пустых памфил и хеландий, экипажи которых были полностью уничтожены в рукопашных схватках. А через бреши, пробитые в некогда сплошном строю окружившего славян ромейского флота, вырывались на морской простор группами и в одиночку русские ладьи, уходя из уготованной им византийцами смертельной ловушки. Нельзя было медлить и тысяцкому с его воинами.

Микула стер непроизвольно вспыхнувшую на лице радостную улыбку, взглянул на стоявшего рядом сотника.

– Всем в ладьи! И скорей от этого проклятого богами места!

Любовно разглаживая бороду, протовестиарий(Протовестиарий – высший придворный чин в Византии.) Феофан, под командованием которого находились все отправленные против князя Игоря византийские силы, рассеянно слушал приглашенных в его каюту полководцев и сановников. Он уже изрядно устал от произносимых ими льстивых и хвалебных речей, его клонило в дремоту от вкрадчивых, ласковых голосов. Как хотелось ему остаться одному, насладиться тишиной и покоем! Что мог услышать он от присутствовавших нового или полезного? Все было известно и предельно ясно без лишних слов и объяснений.

Флот язычников вчера утром был окружен, часть его сожжена и потоплена, остаткам варваров удалось прорваться и рассеяться по морю. Византийские корабли до самой ночи преследовали их, однако быстроходные ладьи было не так просто настичь. Сейчас Феофан должен был решить, как ему обезопасить границы и подданных империи от все еще существовавшей угрозы нападения со стороны уцелевших после вчерашнего разгрома варваров.

– Патрикий(Патрикий – высший придворный чин в Византии.) Варда, что донесли капитаны посланных