провел рукой по длинной седой бороде.
– Княже, ты видел море огня и стоял по колено в крови. Ты замыслил вести свои дружины на Царьград? Так знай, что море огня и ручьи крови ждут русских воинов. Смерть не коснется тебя, княже, но тысячи русичей уйдут на Небо.
Великий князь в нетерпении передернул плечами.
– Старче, я воин! Кровь не страшит меня. Ответствуй, что ждет меня в конце похода: слава или позор?
Волхв снова разгладил пышную бороду, его взор скользнул мимо лица Игоря в дальний угол пещеры.
– Ты стоял по колено в крови, княже, пламя заживо пожирало твоих воинов. Разве подобное когда-либо приносило славу?
Великий князь гордо вскинул голову:
– Без крови не бывает славы, старче. Разве не знаешь этого ты сам, бывший сотник князя Олега, неистового воителя? Сегодня на брань собираюсь я, продолжатель дела Олега, и мне нужна победа. Скажи, сулят ли ее мне боги?
– Ты встречался с ними и собственными очами лицезрел ниспосланное богами видение. Ответствуй себе сам.
– Передо мной были лишь пламя и кровь. И ничего более. Однако огонь и кровь сопровождают любую брань.
– Ты видел то, что сочли нужным явить боги,– ответил волхв.– Они предостерегли тебя от необдуманных, опрометчивых поступков. Теперь лишь от твоей воли зависит, внять их гласу или нет. Ты уже советовался с богами перед походом на Хвалынское море и должен знать, что значит поступить вопреки их предостережениям. Решай, княже, но помни, что каждый из нас рано или поздно будет держать на Небе ответ за содеянное.
Великий князь распрямил плечи, раздул крылья тонкого носа, сверкнул глазами. Для него, зачастую пропускавшего мимо ушей советы и доводы вернейших другов-соратников и ближайших воевод, уклончивые рассуждения волхва не значили ничего.
– Я уже решил – брань. И никакие божественные видения и моря крови не остановят меня.
Великий князь внимательно, одного за другим, осмотрел стоявших против него воевод. Их было около десятка, Игорь хорошо знал каждого из них. Некоторые ходили в походы еще с князем Олегом, другие приобрели громкую бранную славу уже при нем. Все они были опытны, храбры, умудрены жизнью. Лишь двое из присутствовавших не являлись воеводами: любимейший тысяцкий Микула и верховный жрец бога воинов-русичей Перуна.
– Други-братья, верные воеводы, – начал Игорь, – я хочу говорить с вами, совет держать. Вы знаете, что со времен князей Аскольда и Дира у Руси союз с Византией, сохранен он и при князе Олеге, и мы, русичи, всегда свято блюли сей договор. Однако не такова империя. После нашей неудачи в хазарской земле она отступила от договора, не выполняет его. Ромеи грабят наших купцов, отбирают товары у плывущих на Русь заморских гостей, захватывают и продают в рабство русских людей. Империя признает только силу, а не условия договоров. И я, великий киевский князь, замыслил отомстить Византии за причиненные ею кривды, намерен заставить ее уважать Русь. Потому, воеводы, желаю слышать о том ваше слово.
Игорь замолчал, прищурившись, повел глазами по плотной группе воевод. Опустив головы, те молчали.
– Неужто снесем бесчестье, склоним головы перед империей? – повысив голос, спросил Игорь. – Отчего безмолвствуете, други? Разве вы с князем Олегом не водили на Новый Рим дружины русичей, заставляя дрожать от страха ромейских кесарей? Что случилось сейчас, почему не узнаю вас?
Из группы военачальников вперед выступил главный воевода великокняжеской дружины Ратибор. Его загорелое, мужественное лицо было спокойно, длинные вислые усы почти скрывали губы, от крепко сбитой фигуры исходило ощущение силы.
– Дозволь слово, княже, – проговорил он. – Да, империя творит обиды Руси, и негоже нам сносить их. Да, империя уважает только силу, и лишь мечом можно заставить ее и впредь почитать Русь. Да, это мы твои сегодняшние воеводы, уже не раз прежде водили наши дружины под стены Вечного града и заставляли трепетать ромеев. Мы готовы снова выступить против Византии, но… Не пришло для этого время, княже, рано еще.
Левая бровь великого князя раздраженно поползла вверх, рука судорожно сжала перекрестие меча. Вот они, слова, которых он так страшился и которые не осмелились высказать ему другие воеводы, предпочитая отмалчиваться. Хватило духу произнести их вслух лишь одному Ратибору, о котором справедливо говорили, что он не боится никого и ничего на свете. Именно поэтому возвысил его Игорь из обычного тысяцкого, каковым он был при князе Олеге, до главного воеводы своей дружины.
– Рано, главный воевода? – тихо, с придыханием переспросил Игорь. – Отчего так?
– Отвечу, княже. Дабы схватиться с империей, одержать верх над ней, нужны немалые силы, а их у нас сейчас нет. Лучшие наши воины остались на берегах Хвалынского моря, в могильных курганах по Итилю и Саркелу, в ковылях и песках Дикой степи. А сколько отважных русичей мы потеряли уже после возвращения из Каспийского похода! В наших дружинах сегодня нет и трети былой силы, поэтому империя не по плечу нам. Чтобы одолеть Новый Рим, следует собрать воедино всю русскую силу, все наши дружины от Киева до Новгорода. Но для такого дела нужно немалое время, княже.
– У меня нет времени, главный воевода! – не сдержавшись, выкрикнул Игорь.– С объединенным русским войском я могу выступить против империи лишь следующей весной. Только я не намерен ждать! В моих дружинах уже сейчас десять тысяч воинов, еще тысяча с воеводой Браздом спешит ко мне из древлянской земли, столько же – из полоцкой. Вниз по Славутичу плывут к Киеву тридцать сотен викингов во главе с ярлом Эриком, которого мы все хорошо знаем. Они собирались наняться на службу к ромеям, однако я перекуплю их и оставлю у себя. Это будет уже пятнадцать тысяч воинов… опытных, закаленных, прошедших десятки битв. Разве этого мало, Ратибор?
В лице главного воеводы ничего не изменилось, он смело смотрел на великого князя.
– Мало, княже,– уверенно ответил Ратибор.– Их вполне достаточно для простого набега, но чтобы заставить империю снова подписать наши старые договоры – мало. Таково мое слово, княже.
Отводя глаза от главного воеводы, Игорь постарался унять неприятную нервную дрожь в пальцах и, когда это удалось, взглянул на Асмуса. Понимал, что тот, как опытный, осторожный военачальник, должен быть на стороне Ратибо-ра, но, может, сейчас Асмус поступит как человек, уязвленный в свое время тем, что главным воеводой стал Ратибор, намного уступавший ему в боевом опыте, менее заслуженный, годившийся ему в сыновья? Если в душе Асмуса возьмет верх желание поквитаться с Ратибором за старые обиды, он будет хорошим союзником Игоря в предстоящем споре с воеводами – сторонниками Ратибора.
– Что молвишь ты, Асмус? Ты, которого так страшились ромеи? Или и ты стал бояться их?
Лицо старого воеводы было словно высечено из камня, взгляд единственного ока холоден и строг, концы длинных седых усов опускались почти до плеч.
– Я страшусь лишь одного, княже,– бесчестия,– произнес он, поправляя пересекавшую лоб черную повязку, закрывавшую пустую глазницу.– Бесчестия для себя и Руси. Коли ты задумал отомстить империи за ее глум над Русью – я говорю тебе: слава! Однако сегодня ты торопишься, княже. Собираешься идти на Царьград только морем, а воевать империю надобно с воды и суши, как делал это князь Олег. Но для сего у Руси ныне мало сил, а дабы собрать их, необходимо время. Поэтому я, как и твой главный воевода, говорю – не спеши.
Игорь чувствовал, как заливается краской лицо и снова начинают дрожать кончики пальцев, как в глубине души накапливается и вот-вот примется бушевать злость. Разумом он понимал правоту Ратибора и Асмуса, однако сердце кричало о другом.
Русь еще не успела оправиться после неудачи в Хазарии, а Византия уже отказалась выполнять заключенные с северной соседкой договоры и стала препятствовать русской торговле на Черном море. Все, что было создано до него потом и кровью многих тысяч русичей, чего с таким трудом добился князь Олег – признание и уважение Руси со стороны даже самых могущественных соседей,– повисло на волоске. Любое воспоминание о постигших неудачах заставляло клокотать в душе ненависть, безудержная ярость затмевала