далеко подал щит влево, и тотчас две стрелы вонзились ему в правую половину груди. Сползая с коня, великий князь увидел рванувшихся к нему воеводу Асмуса с тремя оставшимися в живых гриднями- телохранителями, и свет померк в его глазах…

Первый раз он очнулся на переправе у широкой, окруженной густым лесом реки. Со всех сторон раздавался стук топоров и визг пил, над Игорем склонились усталые, встревоженные лица воевод Асмуса, Бразда, сотника Микулы.

– Саркел-река? – еле слышно спросил Игорь.– Все-таки пробились к ней?

– Да, великий князь,– ответил Асмус.– Соединились с конницей Ярополка и пробились, а к вечеру будем уже на том берегу…

Второй раз он пришел в себя ночью в степи. Над головой светил месяц, сверкали звезды, спереди и сзади слышался лошадиный топот. И по царившей вокруг тишине великий князь догадался, что самая опасная часть пути осталась за спиной и остатки его войска приближаются к родной земле. С этой ночи он больше не впадал в забытье, а лежал, набираясь сил, на охапке душистой степной травы в высокой двухколесной арбе кочевников-печенегов, которую где-то раздобыли для него вездесущие конники Ярополка.

И вот наступил день, когда остатки войска ступили на русскую землю. Великий князь узнал об этом по радостному лицу подошедшего к арбе Асмуса и смолкнувшему стуку копыт сопровождавшей Игоря сотни дружинников.

– Порубежье, великий князь,– торжественным тоном сообщил Асмус.– Жрец Чура ждет нас. Дозволь помочь тебе одеться.

Несмотря на слабость, Игорю пришлось облачиться в кольчугу, надеть шлем и вооружиться мечом. Иначе поступить он не мог: последним, кто провожал его и русское воинство в поход, был бог рубежей Руси Чур; он являлся первым, кто встречал возвращающихся из похода оставшихся в живых дружинников и их предводителя. Таков был закон воинов-русичей, и ни один великий князь или полководец, предводительствующий войсками, никогда не осмеливался нарушить его.

Жрец Чура был невысок, худ, с длинными волосами и седой клокастой бородой. От старости глаза его выцвели, лицо было морщинистое, словно потрескавшаяся в жару земля, и серое, как припорошенная пылью придорожная трава. Бог Чур, именем которого жрец встречал русских воинов, был хранителем и блюстителем порядка на границах вначале между восточнославянскими племенами и родами, затем всей Русской земли. Это он следил за сохранностью межевых камней и столбов, не позволял чужакам хозяйничать на священной земле русичей, с детства зажигал в их душах неугасимую любовь к земле предков. И горе тому, кто нарушал установленные Чуром законы – того он проклинал, и душа проклятого после смерти тела носилась по полям блуждающим огоньком либо постоянно перетаскивала с места на место тяжелые межевые камни.

Опираясь на локоть Микулы, Игорь занял место рядом с жрецом Чура лицом к выстроившимся в ряды остаткам своего войска, снял шлем, приложил все силы к тому, чтобы стоять прямо и не шататься. Он не первый раз покидал родную землю и возвращался к ней из бранных походов, а потому знал, что придется ему увидеть и услышать. Сейчас самые заслуженные воеводы и тысяцкие поставят у ног жреца Чура горшки с пеплом из всех погребальных костров, с которых улетели на Небо души погибших русичей. Затем эти горшки будут зарыты в родную землю, над ними насыпан погребальный курган, на вершине которого будет воздвигнута небольшая деревянная избушка-домовина на четырех столбах. Где бы воины-русичи ни сложили свои головы, в каких краях их души ни покинули тело, их прах обязательно должен найти покой в родной земле, дабы отдать ей свою любовь, мощь, силу. После этого жрец обратится с речью к живым…

И хотя у Игоря часто темнело в глазах, от слабости подкашивались колени, а сердце колотилось так, что готово было разорвать грудь, он стойко дождался окончания погребального обряда. Вот жрец обратился к оставшимся в живых:

– Боги, вы возвратили на родную землю ее отважных воинов! Перун, твои внуки-русичи снова с тобой! Они видели новые страны, встречались с неведомыми народами, были под чужим солнцем, но вернулись к тебе! Прими их и дай покой их уставшим телам…

Солнце немилосердно пекло непокрытую голову, и великий князь уже не опирался, а лежал грудью на руке Микулы.

– …Вся Дикая степь, вся нерусы поднялась на внуков Перуна, но не смогла сломить их! Русичи не забудут сего и отомстят за это! Они вернутся к своим погребальным кострам, где прощались с погибшими братьями, и горе тем, кто отнял их жизни или пролил русскую кровь! Они сполна отомстят за причиненные им зло и кривду!

– Месть хазарам! – раздалось из плотных шеренг стоящих перед жрецом Чура дружинников.

– Враги заплатят нам кровью за кровь, оком за око, зубом за зуб! – продолжал жрец.

– Заплатят за все! – откликнулись шеренги.

– Смерть хазарам! – громко закончил жрец.

– Смерть! – подхватили тысячи голосов.

И великий князь почувствовал, что солнце больше не жжет голову, пропала дрожь в коленях, стало тише стучать сердце. Неужели встреча с родной землей оказалась для него лучшим лекарством? А может, это боги возвращают ему утраченные силы, чтобы он мог отомстить за своих погибших воинов и выполнить данную жрецом Чура от имени внуков Перуна клятву своим бывшим боевым друзьям? Что ж, он готов к этому!

Н е р у с ь – слово того же происхождения, что «нелюдь» или «нехристь».

Шагавший головным в цепочке тысяцкий Микула прекрасно знал дорогу, идущие впереди и позади дружинники с факелами хорошо освещали узкую тропу, и великий князь мог всецело отдаться своим тревожным мыслям.

То, чего он столько времени ждал и стремился всеми способами и силами предотвратить, свершилось – Новый Рим бросил вызов ему и Руси! Что это должно было неминуемо случиться, Игорь знал с первого дня, когда возвратился в Киев после похода на Хвалынское море: ромеи были не тем соседом, который не воспользуется ослаблением Руси и не постарается извлечь выгод из ее теперешнего тяжелого положения. А положение державы и ее великого князя было воистину тяжелейшим! Надеясь, что после понесенного на Итиль-реке поражения киевскому князю не совладать с ними, восстали давно тяготившиеся подчинением власти Киева древляне, за ними – примученные князем Олегом уличи и тиверцы. На счастье Игоря, во главе мятежных древлян оказался не воевода Бразд, раненный в бою с буртасами и булгарами у Саркел-реки, а старший сын древлянского князя Мала, и воеводе Свенельду с ладейной дружиной викингов удалось быстро усмирить восставших. Так же быстро и решительно действовали против уличей и тиверцев воеводы Ратибор и Яро-полк, понимая, что чем быстрее будет погашен на Руси пожар внутренней смуты, тем меньше возможностей будет у иноземцев вмешаться в нее.

А давние недруги Руси, присмиревшие после успешных походов на них князей Аскольда и Дира и предшественника Игоря – Олега, вновь стали тревожить русское порубежье. Дабы отбить у них охоту к большим набегам внутрь славянских земель, Игорь самочинно водил войска на половцев и громил хазарские владения близ Тавриды. Поскольку весть о поражении русского войска разнеслась и на восток от Хазарии, на Русь двинулись даже те, кто прежде никогда этого не делал. С берегов далекого озера Яман-Сор(Озеро Яман-Сор находится на территории нынешней Западно-Казахстанской области.) появились многочисленные печенежские орды, и тысяцкому Микуле, каковым он стал по завершении Каспийского похода, пришлось дважды(Первая война произошла в 915 г., вторая – в 920 г.) вести с ними войну на порубежье Руси с Дикой степью.

Но Игорь всегда понимал, что главную опасность для Руси представляют не мятежи древлян либо тиверцев, не набеги хазар или печенегов, а Византия. И ежели у Руси с ней покуда мир, то лишь потому, что либо Византия сама вынуждена защищаться от сарацин, либо императорам приходилось подавлять очередное восстание своих разноплеменных данников. Но стоит только представиться удобному случаю – Новый Рим обязательно постарается лишить Русь тех выгодных положений договоров, что заставили его силой подписать князья Аскольд, Дир, Олег. Поэтому Игорь любыми способами стремился оттянуть войну с южным соседом, ибо каждый выигранный Русью мирный год укреплял ее, позволял набирать былую