Когда машина отъехала, Айсман сказал Вальтеру:
— Какой болван… Идиот несчастный… Не мог предупредить, что эта обезьяна знает наш язык…
— Говорят, у него мать полька.
— У кого? У этого желтого?!
— Да нет! У Аусбурга.
— Ничего. Пусть работает. Плевать. Пока пусть работает. Он тут крепко вжился. А верно, что его мать полька?
— Я слышал…
— То-то я сразу почувствовал к нему неприязнь… Ладно… Сейчас нам важен здешний макака… Он важнее всего для нас… Ты готов?
— Готов, черт возьми.
— А что ты такой раздражительный?
— Надень мой пиджак — станешь раздражительным.
Айсман достал платок и снова вытер лицо и шею.
— Ничего, — сказал он, — если все пройдет так, как мы задумали, вернемся в отель и влезем до ночи в холодную ванну.
Вальтер толкнул ногой дверь храма. Она, казалось ему, с трудом должна была открыться, потому что была массивной, диссонировавшей со всем зданием, но открылась легко (была на пневматике), поэтому Вальтер чуть не упал — руками вперед. Он по инерции пробежал несколько шагов и остановился в пустом прохладном полутемном зале. Темно здесь было оттого, что вокруг храма росли пальмы и кустарники, преграждавшие путь солнечным лучам.
Айсман сказал:
— Плохая примета — спотыкаться. А зальчик ничего себе… Тут бы столы для пинг-понга поставить, а не скамейки. Дурачат несчастных макак этакой красотой.
— Никого нет.
— А вон дверь. Узнаем его домашний адрес. Хотя раньше все они жили возле своих кирх. Как в автомобильном сервисе: родился кто или помер, а он тут как тут. Ненавижу церковных крыс, терпеть не могу.
Он постучал в дверь, которая была врезана в сплошную панель стены — за кафедрой и электророялем.
— Да, — ответил молодой голос по-английски. — Войдите.
В маленьком кабинете — стол и два стула — сидел паренек в строгом синем костюме. Увидев европейцев, он поднялся и сказал:
— Прошу вас, джентльмены…
— По-немецки, — сказал Айсман, — говорите по-немецки. Мы не понимаем вас.
Парень соболезнующе развел руками.
— Чжу Ши, — сказал Айсман. — Отец Чжу Ши? Где он?
— Чжу Ши? Настоятель? — парень снял телефонную трубку и набрал номер. — Отец Чжу Ши сейчас дома.
Он принял их в садике. Его дом был окружен со всех сторон пальмами, а в садике был бассейн с голубой водой.
— Я слушаю вас, господа.
Айсман, выдержав паузу, сказал слова пароля — старого, еще времен Гитлера:
— Никогда не думал, что путь из Европы в Азию так утомителен.
— Да, — ответил Чжу Ши, — резкая перемена температуры сказывается на организме.
Айсман и Вальтер переглянулись. Старик говорил совсем не то, что должен был сказать. Его отзыв был: «Зато азиатское гостеприимство поможет вам быстро прийти в себя».
— Нет, — сказал Айсман. — Я говорю, никогда не думал, что путь из Европы в Азию так утомителен.
— Садитесь, прошу вас.
— Вы должны ответить…
Чжу Ши перебил Айсмана:
— Я отвечаю так, как мне представляется нужным отвечать. Азиатское гостеприимство выражается в том, где принимают гостя: на палящем солнце или в тени, возле воды.
— Спасибо, — сказал Айсман и снова вытер лицо платком, который стал мокрым. — А куда садиться?
— На циновки. Это удобно.
Айсман неловко опустился на бамбуковую циновку и вытянул ноги. Чжу Ши заметил:
— Это высшее неуважение к хозяину — вытягивать ноги. Вы обязаны подломить их под себя. Так просто: посмотрите, как это я делаю.
— У меня ранена нога, — ответил Айсман. — Колено пробито. Он, — Айсман кивнув головой на Вальтера, — сядет как у вас положено, а меня уж вы простите, пожалуйста…
— Снимайте пиджак, — предложил Чжу Ши. — Вам жарко.
— Ничего, — ответил Вальтер, — я люблю тепло.
— Не надо меня обманывать. Снимайте пиджак, снимайте, ваше оружие меня не пугает. Мне всегда интересно смотреть на вооруженных людей: это помогает мне ощущать себя сильнее собеседника. Ведь сила духа значительно сильнее силы материальной. Разве не так?
— Возможно, — согласился Айсман. — Нас здесь никто не слышит?
— Никто, — ответил Чжу Ши. — Кроме вашего чемоданчика.
— Ладно. Я рад, что вы ничего не забыли. Вас не очень удивил наш визит?
— В определенной мере удивил.
— Прошло двадцать лет — и на тебе, как снег на голову, да?
— Меня удивило не это. Меня больше удивила ваша неподготовленность к встрече со мной.
Айсману понравилась эта конкретность:
— В чем вы видите нашу неподготовленность?
— Хотя бы в том, что вы начали искать меня в храме. Следовательно, вы не представляете государственные службы. В противном случае люди из вашей миссии заранее установили бы, когда я занят в храме.
— Вы правы. Мы не представляем государственную службу. Мы представляем интересы одного из наших промышленных объединений.
— Понимаю. Какие у вас вопросы?
— Сначала хотелось бы услышать подтверждение вашего согласия помогать нам и впредь.
— Я теперь не занимаюсь мирскими делами. Меня волнует дух человеческий, а не сила.
— Стоит ли предъявлять ваши расписки в получении денег у Шелленберга и несколько рапортов в РСХА?
— Зачем? Я помню. Надеюсь, вы не решитесь шантажировать меня.
— Конечно, мы не собираемся предпринимать необдуманных шагов. Нам нужна ваша помощь и консультация. Всего лишь.
— Я к вашим услугам.
— Нас интересует, где сейчас люди из вашей резидентуры?
— О, кто знает! Сколько лет прошло!
— Здесь вы остались один?
— Да.
— И поменяли евангелическую церковь на адвентизм?
Чжу Ши улыбнулся:
— Об этом не так уж трудно догадаться.
— Вы поменяли ориентацию? Адвенты, как мне известно, ориентируются не на европейские центры религиозной мысли…
— Вы правы. Я несколько раз бывал на западном побережье Штатов.
— Следует понимать так, что теперь вы склонны помогать своим новым сторонникам по вере?
— Вы неверно формулируете вопрос… Прошу простить, я не имею чести знать ваше имя.
— Айсман. Вас вербовали люди из того отдела, где я работал.
— Одна из ошибок ваших коллег заключалась в том, что они работали с минимальным прицелом в будущее. Вас губила мелкотравчатость. Я понимаю, как вам было трудно: вы должны были следовать указаниям сверху. Я пришел к иному выводу, осмыслив свою прошлую жизнь. Я пришел к выводу несколько парадоксальному. Следует думать о человеческой общности, о том, чтобы сплотить народы в единую семью, верную идеям бога, но не о том, чтобы передвинуть границы или аннексировать территории.
— Это интересная идея. Идти к ней можно тремя путями: во-первых, по линии создания мощного производства, надмирного по своей сути; во-вторых, по линии религии, надмирной по своей идее, и, наконец, по линии создания партии, которая бы учитывала интересы и промышленности и религии.
Чжу Ши с интересом посмотрел на Айсмана, который в это время думал, как эту свою тираду стереть с пленки диктофона: он сказал больше, чем мог сказать, — не для Чжу Ши, но для своих берлинских руководителей, которые будут, безусловно, самым тщательным образом изучать запись.
— В том, что вы сказали, много разумного, и я думаю, ничего не изменится в общей схеме, если мы выведем вперед религию и позволим ей главенствовать в осуществлении идей промышленности и той партии, которая помогает промышленности совершенствовать род людской в сфере производства. Дух же следует отдать религии, она организовывает разум вернее партий.
— Если я соглашусь на ваше изменение в моей схеме — будет ли это означать, что вы готовы помочь нам кое в чем?
— В чем именно? Религия приучает к точности.
