бумагу, которая является ее исповедью, но он отказал ей; что по пути в Париж, каковой они проделали вместе, г-жа де Бренвилье сказала ему, что думает, что это Глазе изготовлял яды для Сент-Круа; что однажды Сент-Круа назначил ей, названной де Бренвилье, свидание у распятия в предместье Сент-Оноре и показал четыре пузырька, сказав: «Вот что прислал мне Глазе». Она попросила один пузырек, но Сент-Круа ответил, что скорей умрет, чем отдаст ей это. Также свидетель сообщил, что стражник Антуан Барбье вручил ему три письма, которые г-жа де Бренвилье написала Териа.
Что в первом она просила его спешно приехать и попытаться освободить ее.
Что во втором она сообщала, что конвой состоит лишь из восьми стражников и пять человек сумели бы освободить ее.
А в третьем, что если он не может отбить ее у тех, кто ее конвоирует, то пусть возьмется хотя бы за пристава, убьет лошадь под его слугой и двух из четверки лошадей, запряженных в карету, захватит шкатулку и материалы процесса и бросит их в огонь, иначе она погибла.
Лавиолетт, стражник, показал:
Что в тот вечер, когда ее арестовали, г-жа де Бренвилье хотела проглотить длинную булавку, но он ей воспрепятствовал и объявил, что она подлая женщина и теперь он видит, что все, что про нее говорили, правда и она действительно отравила всю свою семью; она же ему ответила, что если она это и сделала, то лишь послушавшись дурного совета, и что у человека часто случаются помрачения.
Антуан Барбье, стражник, заявил:
Что названная де Бренвилье пила за столом из бокала и попыталась проглотить кусок стекла, но поскольку он воспрепятствовал ей, она сказала, что ежели он захочет ее спасти, то получит от нее целое состояние; что она написала несколько писем Териа; что в продолжение всего пути она неоднократно пыталась проглотить стекло, землю или булавки; что она предлагала ему перерезать горло Дегре, убить слугу г-на пристава, сказала ему, что нужно похитить и сжечь шкатулку, а для этого нужно иметь при себе горящий фитиль, чтобы все сжечь; что из Консьержери она написала Пенотье[30], передала ему это письмо и он сделал вид, будто согласен передать его.
Наконец, Франсуаза Руссель показала:
Что она служила у названной Бренвилье; что названная де Бренвилье однажды дала ей засахаренной смородины, которую она попробовала на кончике ножа, после чего сразу же почувствовала себя плохо. Еще г-жа де Бренвилье дала ей ломоть влажной ветчины, каковую она съела, после чего у нее началась сильная боль в желудке и у нее было ощущение, будто ей пронзили сердце, и она верит, что три года назад ее отравили».
При таких доказательствах трудно было держаться прежней системы полного отрицания. Тем не менее маркиза де Бренвилье продолжала настаивать на своей невиновности, и метр Нивель, один из лучших адвокатов того времени, согласился взять ее дело.
Он талантливейшим образом разбил один за другим все доводы обвинения, признав прелюбодейную связь маркизы с Сент-Круа, но отвергнув ее соучастие в отравлении отца и сыновей д'Обре, считая, что то был акт мести Сент-Круа по отношению к ним. Что касается исповеди, бывшей самой сильной и единственной уликой, которую можно было предъявить г-же де Бренвилье, то тут он опротестовал законность подобного свидетельства, опираясь на аналогичные случаи, когда свидетельства обвиняемых против самих себя не были приняты на основании законодательного положения «Non auditor pejare volens»[31].
Он привел три примера; поскольку они небезынтересны, мы целиком цитируем их по его письменному представлению.
Первый пример
Доменико Сото, знаменитейший знаток церковного права и крупнейший теолог, бывший духовником Карла V и участвовавший в первых заседаниях Тридентского собора при Павле III[32], поставил проблему человека, потерявшего бумагу, на которой он записал свои грехи; случилось так, что церковный судья, нашедший эту бумагу и на ее основании решивший донести на того, кто ее написал, был справедливо наказан вышестоящим по той причине, что исповедь столь священна, что все связанное с нею должно навеки сохраняться в тайне. В подкрепление этого положения был приведен приговор, о котором рассказывает в своем «Трактате о исповедниках» Родерико Акуньо, знаменитый португальский архиепископ.
Некий каталонец, уроженец города Барселоны, приговоренный к смерти за совершенное убийство, в котором он признался, отказался исповедаться перед казнью. Невзирая на все настояния, он с таким упорством отказывался, не приводя, между тем, никаких причин нежелания исповедаться, что все приписали таковое его поведение помрачению рассудка и решили, что оно вызвано страхом смерти.
Об этом его упрямстве оповестили св. Тома де Вильнева[33], архиепископа Валенсии в Испании, который был в городе, где производилась казнь. Достопочтенный прелат оказался настолько человеколюбив, что соблаговолил заняться этим делом, дабы принудить убийцу исповедаться, чтобы вместе с телом не погубить душу. Но он был крайне поражен, когда, спросив приговоренного о причинах его отказа от исповеди, услышал, что тот питает ненависть к исповедникам, потому как осужден на смерть вследствие доноса, сделанного его духовником, которому он открылся, что совершил убийство; об этом никто не знал, но он пришел на исповедь, признался в совершенном преступлении, рассказал, где зарыл убитого и о прочих подробностях преступления; его исповедник донес обо всех этих обстоятельствах, и он не мог их отрицать, что и позволило вынести ему приговор; только сейчас ему стало известно то, чего он не знал, когда исповедовался, а именно, что его исповедник оказался братом убитого и жажда мести толкнула этого дурного священника раскрыть тайну исповеди.
После такового заявления св. Тома де Вильнев счел, что подобный случай куда важней самого судебного процесса, поскольку затрагивает честь духовенства и церкви и последствия его имеют бесконечно большее значение, нежели само это дело, где речь идет всего-навсего о жизни одного человека. Он решил проверить достоверность сделанного заявления, призвал того исповедника и, когда тот признал, что совершил преступление, нарушив тайну исповеди, принудил судей, вынесших приговор обвиняемому, отменить оный и признать его невиновным, что и было сделано к радости и под рукоплескания публики.
Что же до исповедника, он был приговорен к весьма тяжкому наказанию, которое св. Тома де Вильнев соблаговолил смягчить, принимая во внимание, что тот сразу же признался в преступлении, а главное, что этот случай позволил наглядно показать, с каким уважением сами судьи должны относиться к исповеди.
Второй пример
В 1579 году некий кабатчик из Тулузы в одиночку, так что никто из его домочадцев о том не знал, убил остановившегося у него чужестранца и тайно закопал тело в погребе. Сей преступник, преследуемый угрызениями совести, покаялся в совершенном убийстве, рассказав своему духовнику обо всех подробностях и сообщив даже место, где он зарыл труп. Родичи покойного, исчерпав все возможные способы получить о нем известия, в конце концов объявили в городе, что назначают большую награду тому, кто сообщит, что с ним сталось. Исповедник, соблазнившись деньгами, втайне подсказал им, что ежели они поищут в погребе у кабатчика, то найдут труп. Кабатчик был заключен в тюрьму, пытан и признался в совершении преступления. Но после признания заявил, что никто, кроме его духовника, о том не знал и что тот — единственный, кто мог его выдать.
И тогда парламент, возмущенный способом, использованным для открытия истины, объявил кабатчика невиновным до тех пор, пока не будет других доказательств, кроме доноса священника.
Священник же этот был приговорен к повешению, а тело его было сожжено, ибо суд мудро признал, что стократ важней обеспечить святость таинства, обязательного для спасения души.
Третий пример
