Сейчас, когда Алла к вечеру подвела яхту к Сеадету, поселок выглядел совсем по-другому. Причал был занят рыбачьими шхунами и людьми, несколько шаланд с еще не вынутым уловом были просто вытащены на берег, сам берег был заполнен грузовиками, фургонами и просто тачками, загружавшими и быстро увозившими рыбу.

С трудом отыскав свободное место, Алла подвела яхту к причалу кормой. Закрепив швартов, Седов вместе с Аллой и Петраковым остался на яхте. Глеб отправился искать Гафура.

Примерно через полчаса Довгань вернулся с Гафуром и почтенным седовласым старцем, одетым в белоснежный тюрбан и полосатый халат. За все время общения старец не сказал ни слова, лишь постоянно сучил рукой длинную белую бороду.

Гафур, помахав рукой Алле и Седову, продолжил оживленный разговор со старцем, который на все его объяснения и жесты молча кивал. Наконец, услышав последний отчаянный призыв Гафура, повернулся к Глебу:

— Карашо, карашо.

— Можем перегонять яхту и начинать маскировку, — пояснил Глеб. — Этот старик — староста деревни. Я ему уже заплатил и заплачу еще. А Гафур обеспечит рабочую силу.

После того как они поставили «Алку» в один ряд со стоящими на приколе шхунами-развалюхами, все мальчишки деревни под руководством Гафура с шумом, смехом и воплями стали подтаскивать к «Алке» все, что могли найти. Они сваливали в одну кучу старые сети, высохшие водоросли, полусгнившие доски, остатки такелажа, прочий хлам.

Когда все было собрано и Гафур увел мальчишек, Седов и Глеб принялись за работу. Из старых досок, связанных бечевками, им удалось соорудить нечто вроде фальшбортов. После того как фальшборты были закреплены на бортах, рубка закрыта старыми сетями, а палуба — полусгнившими досками, «Алка» полностью преобразилась. Теперь рядом с лайбами стояла не современная яхта, а такая же, как они, старая шхуна-развалина. Завершил маскировку Седов, привязавший к мачте фальшивую перекладину, которую предварительно обмотал высохшими водорослями.

В наступившей темноте силуэты яхты и старых лайб выглядели одинаковыми. К ночи на берегу и причале все стихло, грузовики и тачки исчезли, люди разошлись. Вокруг не было видно ни огонька.

На яхте тоже было темно, они ни разу не включили свет — даже когда развязывали Петракова, чтобы он смог поесть и попить. Все делалось в темноте.

Частоту, на которую Седов настроил работавший на яхте радиодатчик, знали только он и Гущин, к тому же он надеялся, что вертолет, посланный Гущиным, найдет их раньше, чем Кулигин сможет их обнаружить. Но риск, что их обнаружат, был. Поэтому в один из моментов, уже в полной темноте, когда они с Довганем остались на берегу одни, Седов, подготовив заранее приемник с наушниками, протянул их ему:

— Надень и послушай.

Довгань надел наушники. Послушав, снял.

— Какой-то шорох, царапанье, плеск. Что это?

— Там же, где я нашел оружие, я прихватил и «жучки». И вживил их в корпус твоей яхты.

— Вживил? Зачем?

— Только благодаря этим «жучкам» я понял, что на яхту поставили мину.

Хмыкнув, Глеб посмотрел на него:

— Где ты их вживил?

— В двух местах, на корме и на носу. Их не видно, я закрыл их несколькими слоями скотча и замазал краской. Эти «жучки» спасли нас один раз. И могут спасти снова.

— Снова?

— Да, снова.

Помолчав, Довгань усмехнулся:

— Похоже, Леня был прав.

— Прав в чем?

— В том, что ты работаешь на ГРУ. Или еще на какую-то контору. Обычный человек так «жучки» не поставит.

— Чушь. Ни на какое ГРУ я не работаю. Просто я нормальный человек и не хочу умирать, как баран. Поэтому и смог поставить «жучки».

— И стрелять из всех видов оружия тоже смог?

— Подумаешь, велика хитрость — стрелять из автомата или миномета. Этому всех обучают в армии.

— Ладно. Работаешь ты на ГРУ или не работаешь, сейчас не имеет значения. Наши цели совпадают, на остальное мне плевать. А там разберемся.

— Правильно, разберемся. А пока надо предостеречься, чтобы нас не подорвали.