Без очереди пропустил Паша и «консула» со всей его свитой. Вернее, он даже спрашивать не стал Пашу — отодвинул его и прошёл сам. Среди сопровождавших более всех выделялся своим развязным поведением бывший наш еврей с внешностью начальника лаборатории научно-исследовательского института. Но он был. со значком израильского кнессета! «Консул» его представил первым:

— Наш депутат — Владлен. Очень уважаемый человек в здешних политических кругах. Если Владлен станет премьером, то мы кнессет будем называть «израильской Владой»!

«Начальник лаборатории» по-советски, как товарищ товарищу протянул мне руку:

— Вам, Александр, просили передать привет Вахтанг и Фрида. Они мне сегодня звонили. они уже знают, что вчера произошло.

— Как?! Вы знакомы с Вахтангом и Фридой?!

— Мы с ними в Союзе открывали первое в Москве казино. Я в то время был заместителем одного из министров.

Вот они, 90-е! Ещё один штрих к портрету того времени. Сообщник советского пахана в законе и обладатель доли в бандитском казино нынче дослужился до депутата израильского кнессета! Это вам не Коржик с Хлястиком и даже не «кавказец». И он ничуть не беспокоится, что российское МВД выдаст Израилю о нём информацию. И правильно делает — евреи всегда были скупыми, а наши выдают информацию только за большие деньги! Так что от разоблачения он был надёжно застрахован продажностью одной стороны и скупердяйством другой. А если учесть, что он пришёл как друган нашего «консула», то неудивительно, почему снова захотелось сфотографироваться в этой честной компании. Так, на память для внуков — видите, как прикольно жили ваши дедушки!

Появилась и Ната. И тоже не одна, с тремя подругами. Все русские девочки, все стриптизёрши, все выпускницы советских балетных школ — всем пригодилось умение гнуться и тянуть ножку, которое они освоили в одной из лучших балетных школ мира. Их я тоже попросил присоединиться для памятного фото.

В отличие от Маши, Ната не стеснялась неполиткорректных вопросов:

— Сколько ты, Сашка, заработал за эти гастроли? Только честно?

— Почти двадцать три тысячи.

— Шекелей? — с надеждой спросила Ната.

— Долларов!

Мне показалось, что даже глаза Наты наполнились в этот миг необычайно искренним ко мне чувством:

— Как это сексуально! — произнесла она полушёпотом с интонацией абитуриентки театрального вуза, которая на вступительных экзаменах читает: «Как хороши, как свежи были розы!». — Но, к сожалению, ты уже Машкин!

В общем, на концерт собрались все, кто стал мне родным за время этих гастролей. Даже топтыгины приволоклись и с виноватым видом стояли у служебного входа. Я приказал Паше пропустить их, пристроить на любые приставные.

Минут за пятнадцать до третьего звонка я выглянул в зал из-за кулис и увидел сбоку от первого ряда возле топтыгиных. Вику! Они обхаживали её, а она красовалась перед залом в очередном безлифчиковом прикиде и выискивала глазами более серьёзных кандидатов для выполнения очередной мечты своего детства.

Перед выходом на сцену я так разозлился на телевизионную группу, которая готовила съёмку моего концерта, что даже от Маши не смог скрыть своего нервного состояния. Казалось бы, что может быть лучше? И гонорар Паша выплатил, и посольство устраивает в мою честь торжественный вечер, и беспредельщики повязаны, и Вика отстала со своей мечтой — видать, вспомнила, что есть мечты и покруче.

Главнокомандующий съёмками оказался из тех обычных теленегодяев, которые называют себя телепродюсерами. Не виртуальный, как Паша, гей, а реальный, воинствующий! В рыжих шароварах, с рыжим гребнем на голове, в похожей на женский корсет жилетке на голое тело, с подведёнными глазами, выщипанными бровями, на левом ухе — кольцо, точь-в-точь как у гранаты-лимонки. Так и хотелось за это кольцо дёрнуть, чтобы всё это кошмарище взорвалось.

С первых же секунд нашего знакомства кошмарище начало снимать с моих брюк пушинки, ниточки своими отманикюренными пальчиками, стряхивать только ему видную пыль, потому что всё это якобы может испортить картинку на экране — ведь аппаратура суперсовременная, цифровая. Потом попросило выйти на сцену, репетнуть со светом и звуком. И всё ему было не так: то встаньте сюда, то отойдите назад, возьмите чуть левее. Потом обнаглело до того, что начало меня учить, как стоять у микрофона, куда смотреть, каким голосом говорить:

— Какие ж вы в Союзе до сих пор отстойные. Уже давно новые мировые стандарты! А вы так и застряли в «совке». Вы народный артист! Так и стойте у микрофона как народный! Преподнесите себя! А рубашки поярче у вас нет? На фоне этой косоворотки лицо цвета советского постельного белья.

Когда телегей во второй раз полез ко мне снимать какую-то только ему заметную ниточку с джинсов, я не выдержал и пнул его коленкой. Он стал кричать, что в мировом шоу-бизнесе так не принято обращаться с телепродюсерами. На это я ему ответил, что, когда ко мне притрагиваются такие «голубцы», как он, у меня на коленке начинается тик. Кошмарище заулыбалось — я разгадал его тайну принадлежности к продвинутому секс-меньшинству! С таким же успехом могла Останкинская башня обрадоваться тому, что кто-то заметил, что она телевизионная!

На очередное «чуть-чуть левее, чуть-чуть правее, а потом назад» я ему напомнил, что мы не в постели. В Советском Союзе кошмарище звалось Петей. Здесь оно представлялось как Питер. Так и хотелось сказать: «Ну полный Питер!» С ним вместе приехали операторы: Том, Вэн, Фред и Анджей. Все русские! Видимо, раньше они были Тимошкой, Ванькой, Федькой и Андрюшкой. Вся эта компания больше годилась для телевизионных съёмок на Лысой горе в Вальпургиеву ночь.

Я был взбешён тем, что Коржику засадить в темечко у меня духу хватило, а этому рыжему человеку- обмороку — нет! Сынтеллигентничал. У меня всегда в жизни портилось настроение, когда я чувствовал, что спасовал.

Если б не просьба «консула» и не его доля в телебизнесе, я бы весь этот телешабаш, безусловно, разогнал пинками под их продвинутые задницы. Но бизнес «консула» — дело святое! Всё-таки он вчера принимал участие в операции по спасению «волшебника» и «учительницы» от Хлястика с Коржиком.

Лучший способ избавиться от нервности — это перевести всё в шутку. Как объект для насмешек я выбрал Машиного шефа и сказал Маше, что более ценного подарка, нежели от него полчаса назад — халявно-пожизненного сертификата на посещение публичного дома, — не получал никогда в жизни. С этим бонусом может сравниться только подаренное мне в прошлом году замминистра МВД России удостоверение ветерана милиции, позволявшее бесплатно заходить в будку к любому гаишнику в любое время суток.

Я думал, что Маша хотя бы улыбнётся моему образному ёрничанью, но она, наоборот, вдруг почти обиделась за своего шефа:

— Ты не прав. У нас не публичный дом! Не говори, чего не знаешь.

— То есть как? А твоя работа?

— Видишь ли, я не знаю, как тебе сказать. Но у нас там, в нашем клубе, всё не так, как ты думаешь.

— А как? Я, конечно, понимаю, это элитный клуб! Наверное, суперэлитное бельё у девушек.

— Не опошляй!

— Я опошляю?! И что же у вас такого в клубе происходит, что может быть опошлено элитным бельём?

Маша задумалась, продолжать разговор или нет. Посмотрела на часы, до третьего звонка оставалось восемь минут: