просто потребуете этого и пусть только кто-нибудь попробует вам отказать.

— Твоя правда! Правда! Клянусь! Каждое слово правда! Значит, она обманывала меня! А я… Я так ей… Я же ей верил! Как же она могла обмануть меня?

— Увы, Ваше Величество. Но это уже не важно. Простите мне мою смелость, о повелитель, только Йорек Бьернисон уже всего в четырех часах пути от Свальбарда. Наверное, самое время предупредить вашу стражу, чтобы они не открывали огонь. Если вы собираетесь с ним биться за меня, изгой Йорек должен быть допущен во дворец.

— Хорошо…

— И еще, Ваше Величество, одно только слово. Когда он здесь появится, мне лучше притвориться, что я по-прежнему принадлежу ему, хорошо? Я сплету какую-нибудь историю о том, что заблудилась, потерялась, да мало ли что… Он ничего не заподозрит. И еще… Вы объявите вашим подданным о том, что до того, как вы завоевали меня в честном бою, я была альмом Йорека Бьернисона?

Йофур настороженно покосился на Лиру.

— Н-не знаю… А ты что скажешь?

— Я думаю, что спешить не следует, — сказала Лира как можно мягче. — Когда мы будем вдвоем, король и его альм, у нас еще будет время обо всем подумать и решить. А пока важнее всего объяснить остальным, почему изгой Йорек допущен до участия в поединке. Нужно найти причину, а то ведь они ничего не поймут. Ну, сделать-то они все сделают, на то они и подданные, но если мы найдем вескую причину, их восхищение владыкой Свальбарда будет поистине безграничным.

— Ты снова права! Что же мы им скажем?

— Ну, допустим… Допустим, мы объявим, что вы сами призвали Йорека в Свальбард для того, чтобы устои власти были непоколебимы. Мы скажем, что это вы вызвали его на поединок, и победитель станет полноправным владыкой Свальбарда. Понимаете, Ваше Величество, если преподнести появление здесь Йорека как вашу собственную волю, то в глазах подданных вы будете героем. Они узнают, что вы смогли призвать его сюда, что он покорен вам, что вам все подвластно.

— Ты права.

Гигантский зверь превратился в руках девчонки в податливый воск. Лира была в таком упоении, что совершенно потеряла осторожность, и если бы не острые зубки Пантелеймона, которыми он предостерегающе тяпнул девочку за палец, то неизвестно, куда бы ее завело сознание собственной безнаказанности.

Но тут она мигом пришла в себя и, потупив глазки, тихонечко стояла сзади и слушала, как Йофур Ракнисон, весь дрожа от нетерпения, отдает приказания о подготовке к поединку с Йореком Бьернисоном.

А изгой-панцербьорн, напрягая все силы, мчался в Свальбард, с каждой минутой неотвратимо приближая час битвы, не ведая при этом, что биться ему предстоит не на жизнь, а на смерть, и что его собственная жизнь поставлена на карту.

В Свальбарде поединки между панцербьорнами слыли обычным делом и проходили по раз и навсегда заведенному порядку. Ни один медведь не стремился заломать противника до смерти. Если кто-то и погибал, то либо из-за того, что более сильный соперник не успевал понять, что другой ему уступает, либо из-за какой-то трагической случайности. Истории, подобные той, что закончилась для Йорека Бьернисона ссылкой, были большой редкостью. А уж об откровенном убийстве и говорить не приходится. Йофур Ракнисон, убивший своего отца, совершил вещь немыслимую.

Однако иногда обстоятельства вдруг складывались таким образом, что единственно возможным исходом ссоры или спора становилась битва, но не на жизнь, а на смерть. И такая битва обставлялась со всей возможной торжественностью, как требовал того древний обычай.

Как только Йофур Ракнисон возвестил о поединке и о том, что Йорек уже на пути в Свальбард, все пришло в движение. Арену для битвы тщательнейшим образом вымели и выровняли. Из огненных шахт поднялись оружейники, чтобы подготовить к бою панцирь владыки Свальбарда. Они проверили каждую стяжку, каждую заклепку, они мельчайшим песочком отполировали пластины до нестерпимого блеска. С особой тщательностью они занялись когтями: сперва ободрали с них золотые пластинки, а потом каждый из этих двадцатисантиметровых изогнутых крючьев наточили и заострили, чтоб резали как бритва. Лира смотрела на все эти приготовления и чувствовала, как из желудка к горлу поднимается дурнота. Во что же она втравила несчастного Йорека?!

Вот уже сутки он мчится по ледовым торосам, без сна и отдыха, без еды и питья. А если он был ранен во время крушения воздушного шара, что тогда? И кто поможет ему собраться для битвы, о которой он пока даже не подозревает?

Что же она натворила, что натворила?! Совсем тошно Лирушке стало, когда Йофуру Ракнисону вздумалось продемонстрировать остроту когтей и силу удара на еще теплой туше убитого моржа. Он играючи вспорол толстенную шкуру, словно это был лист бумаги; ему достаточно было мазнуть пару раз лапой, и череп гигантского животного треснул, словно яичная скорлупа. Под каким-то благовидным предлогом девочке удалось улизнуть и на несколько минут остаться одной. Тут уж она дала волю слезам.

Даже Пан, никогда не унывающий Пан, не знал, чем утешить свою Лиру, которая ревела в голос от ужаса и страха. Оставалось только одно: спросить веритометр. “Йорек уже в часе пути”, — был ответ. “Ты должна верить в него”, — повторила девочке танцующая стрелка-иголочка. Дальше шла какая-то непонятица. Лира хоть и с трудом, но разобрала. Ей пеняли за то, что она второй раз задает один и тот же вопрос.

Тем временем слух о предстоящем поединке разнесся по всему Свальбарду, и вокруг арены уже было не протолкнуться. Лучшие места, разумеется, занимали панцербьорны, особо приближенные к королю, а на специально огороженном участке разместились медведицы и среди них — королевские жены. О панцирных медведицах Лира почти ничего не знала, и, конечно же, в любое другое время она бы не постеснялась и поглазеть, и порасспрашивать, но сейчас ей нельзя было отходить от Йофура Ракнисона ни на шаг. Стоя с ним рядом, она внимательно рассматривала его придворных, так и кичившихся своим превосходством над простыми панцербьорнами, и пыталась понять, что же значат все эти бляхи, медальоны, султаны, которые они на себя понавешали, ведь это же были не просто побрякушки, а знаки отличия. Сановники самого высокого ранга держали в лапах небольших куколок, наподобие куклы-альма, с которой прежде не расставался Йофур Ракнисон. В этом раболепном подражании любым повадкам короля они видели способ стяжать монаршью милость. С мрачным удовлетворением девочка отмечала про себя растерянность этих вельмож, когда они вдруг обнаружили, что повелителю Свальбарда его игрушечный альм уже надоел. Теперь они абсолютно не знали, что им делать со своими куклами. А если их накажут за эти игрушки? А может, они уже вообще в немилости? В опале? Может, лучше выбросить кукол от греха подальше?

Лира все острее и острее начинала ощущать эту атмосферу растерянности, царившую среди сановников. Ни один из них не знал твердо, кто же он на самом деле. Первозданности, цельности, самодостаточности Йорека Бьернисона в них уже не было. Казалось, над всем свальбардским двором опустилась завеса опасливого замешательства. Они не сводили настороженных глаз друг с друга и со своего короля.

А теперь еще и с Лиры. Девочка скромно держалась в тени Йофура Ракнисона и опускала глазки долу, как только ловила на себе чей-нибудь любопытный взгляд.

Мало-помалу туман над Свальбардом рассеялся, воздух стал прозрачен и чист. Ближе к полудню чернота полярной ночи ненадолго отступила, и именно в это время, по Лириным расчетам, и должен был появиться Йорек. Чувствуя, как бешено бьется ее сердце, девочка стояла на невысоком снежном бортике, окружавшем арену для предстоящего поединка, не сводя глаз с бледной полоски неба на востоке. Чего бы она сейчас не отдала, лишь бы увидеть на горизонте грациозные стремительные силуэты в развевающихся