говорит: «Я пойду за тебя только с тем уговором, чтобы четыре года в церковь не ходить». – «Хорошо!»

Вот обвенчались, живут себе год и два и прижили сына. Один раз наехали к ним гости; подгуляли, выпили и стали хвалиться своими женами: у того хороша, у другого еще лучше. «Ну, как хотите, – говорит хозяин, – а лучше моей жены во всем свете нету!» – «Хороша, да некрещена!» – отвечают гости. «Как так?» – «Да в церковь не ходит». Те речи показались мужу обидны; дождался воскресенья и велел жене наряжаться к обедне. «Знать ничего не хочу! Будь сейчас готова!» Собрались они и поехали в церковь; муж входит – ничего не видит, а она глянула – сидит на окне нечистый. «А, так ты вот она! Вспомни-ка старое: была ты ночью у церкви?» – «Нет!» – «А видела, что я там делал?» – «Нет!» – «Ну, завтра у тебя и муж и сын помрут!»

Маруся прямо из церкви бросилась к своей старой бабушке. Та ей дала в одном пузырьке святой воды, а в другом живущей и сказала, как и что делать. На другой день померли у Маруси и муж и сын; а нечистый прилетел и спрашивает: «Скажи, была у церкви?» – «Была». – «А видела, что я делал?» – «Мертвого жрал!» Сказала да как плеснет на него святой водою – он так прахом и рассыпался. После взбрызнула живущей водой мужа и сына – они тотчас ожили и с той поры не знали ни горя, ни разлуки, а жили все вместе долго и гцягтлияп Лесной швец.

Мужичок ходил шить. Шитья не может найти. Идет и говорит: «Мне бы хоть лесной дал пошить!» Вдруг идет мужичок ему навстречу: «Куда ты, мужичок, ходишь?» – «А вот шитья ищу». – «А пойдем ко мне, есть одеяло, нужно пошить». – «А я и рад!»

Вот и пошли они дорожкой. Своротили они в сторону по тропе – вышли на долину. На долине дом стоит, большинской дом. Завел он его в дом. Выходит старуха, он и ушел – этот хозяин. Старуха и спрашивает его: «Для чего ты пришел, молодец?» – «Пришел я шить, меня хозяин шить созвал». – «Чего шить?» – «А одеяло», – говорит. «Ты смотри, шей получше, чтобы понравился! Сколько швецей не бывало – все не нравятся. Сколько он принесет овчин, ты все и клади – обрезков только не делай и не отрезывай лапочек».

Он и принес ему овчин ношу цельную; подал овчин, а сам ушел опять.

Вот он и стал шить одеяло и расклал все овчины по полу, так и старается, как можно половчее. Ничего, никаких он обрезочков не сделал и сшил одеяло.

Хозяин и приходит. Посмотрел, взял – и понравилось. «Вот что, братец! Сшей тулуп мальчику с рукавицами и с шапкой!» – «Ты бы как изразок – какой надо шить». – «А вот у моего брата есть, я вот пойду завтра схожу. А ты отдохни».

А тот и сходил и принес тулуп, ему показал. Он вымерил все, кажно место.

Вот сукна принес целой кусок. Сшил тулуп этакой. Ему понравилось – очень хорошо: «Сшей ты мне, братец, и другой!» Он у него кое-каких штук много нашил, жил долго у него. Он думает, что месяца три жил, как из дому вышел. Старуха и говорит ему: «Смотри, он станет тебя рассчитывать, спросит: много ли за работу надо, а ты не проси ничего, только скажи: сам ты знаешь сколько, не изобидь!»

Вот он и приходит: «Ну, швец, много ли надо за работу?» Он и говорит: «Сам ты знаешь, постарше меня – клади, безобидно чтобы было». – «Так не надо ли тебе, молодец, девицу?» Вывел девицу, так за первый сорт – просто бы глядел все время! Одежда на ней хорошая. «Дам я, – говорит, – ей в приданое тройку лошадей и с каретой. И одежу тебе под венец дам такую хорошую.

Еще, – говорит, – пятьдесят рублей деньгами дам». – «Так благодарю, – говорит, – довольно!» – «Вот я, – говорит, – привяжу колоколец к дуге, тебя отправлю со всем, – говорит, – сбрую дам на кони под серебром. И отправлю я тебя, на дорогу выправлю. Съедешь ты к венчанью, тебя признают, что кони у тебя старосты вашего церковного, станут у тебя коней отымать, а ты и скажи, вспомни: „У кого я жил – кабы тот на это время!' Я, – говорит, – и приду».

Вот он домой и поехал, приехал к своему дому с колокольчиком, в тройке: «Отпирай-ко, батько, ворота! Я, – говорит, – приехал!» Батька обычался – три года не было домой, его не клали и живым! «Как не жив? Я, – говорит, – себе невесту привез! Ступай-ко, батько, к священнику, нас надо завтра обвенчать». Священник и говорит: «Приезжайте – обвенчаю». Батька пришел домой, срядилися свадьбой и поехали.

Приехали к венчанью, стали их венчать. А народ обступили лошадей, говорят: «Кони же нашего старосты». Вот сейчас за старостой, говорят: «Твои кони находятся». Староста пришел: «Кони точно мои». Не дают им садиться на коней: «Где ты – говорит, – коней взял? Ты их украл». – «Ох! Кабы где я шил – тот на это время был!» А тот: «Я тут и стою. Что у тебя, Ванюха?» – «Коней отымают». – «Ты как, господин, признал коней-то?» – «Признал». – «А тарантас-то признал?» – «Признал», – говорит. «А дочки-то не признал?» – «Нет, – говорит, – не признал». – «Ах ты, дурак! Она у тебя из люльки потерялась, двадцать лет хранил при себе. Это теперь зять тебе, принимай его за зятя а это дочь твоя! Зови ты их, в гости веди! Давай ты ему приданого; сколько ему надо, столько и давай».

А был этот староста купцом. Вот он, взявши, захватил зятя за руку и дочку также и повел их в дом к себе. Вот он и начал их потчевать. Наделил ему столько товару и денег – спасибо, что дочку вывел!

Бывало да живало царь да царица. У царя жонка принесла девушку да, не перекрестясь, в бане повалила на полок. Ее нечисты и забрали. Да у того царя невестки были худы, всё посуду били. Как разобьют, так черепков и нет нигде. Ну, вот ладно.

В той деревне жили три брата. Два хороши, а третий худющий – его никто не берет на игрищах. Вот он говорит: «Хоть бы лесачиха пришла да меня взяла кружиться да танцевать».

Вдруг приходит девушка в красном сарафане и садится ему на колени. Все смотрят – какая красавица к нему села. Он с ней наигрался и выходит на крыльцо, и она ему говорит: «Возьмешь меня замуж?» – «Шутишь ли, балагунишь ли?» – «Возьмешь замуж, так на тебе три горсти золота. На одну горсть возьми платье, на другую коней, третью попу за венчанье».

Вот он на второе игрище срядился, так аж светит. В пинжаке, в калошах весь. Эта девушка приходит и говорит: «На после игрища пойдем венчаться, токи в ночь».

Ну и пошли. Закупили попа. Он и обвенчал. Стали из церкви выходить, вдруг поднялся вихорь и попа и попадью унес.

Она спрашивает: «Будешь ли моим роденкам пир ставить?» – «Стану ставить». – «Возьми быков да бочку вина да все в гумно снеси. Потом возьми плетку и иди моих родных звать. Хвостни бел камень на росстани, он отворится – тут они и есть. Будут они тебя поить, кормить, коня дарить. Ты не пей, не ешь, коня хорошего не бери. А бери худых, что навоз возить».

Он пошел на росстань, три раза хвостнул по камню. Выскочили нечистые. Стали его тянуть чай пить. Он не идет. Потом говорят: «Возьми золотых коней в благословление». А он говорит: «У меня хорошие есть, а дайте мне коня да кобылу – завесисту гриву, навоз возить».

Ну, им и жалко отдать, да отдали. Вот он и поехал на телеге домой. Те кони ему наклали воз навозу. Он разгорячился да хвостнул коня – из коня стал поп, он хвостнул кобылу – стала попадья! Он хотел навоз сбросить, а стало из навозу золото! Ну, он домой приехал богатым.

А жена на гумне пир ставит и наставила новы чашки, тарелки, посуду...

Она говорит: «Охота тебе на моих роенков посмотреть?» – «Охота», – говорит. «Поди стань у щелья, не на дороге, да портки сыми, да между ног смотри».

Он пошел, между ног смотрит, а там и пляшут и скачут и рогаты и мохнаты... Один шишко и говорит: «Зять смотрит! Зять смотрит!»

Они как полетели, как зашумели... Если б на дороге стоял – разорвали бы.

Ну вот, на то золото он построил дом на углу и подписал «Иван Углов».

Вот вышел царь гулять, увидел новый дом. Зашел, а там чашки, тарелки, вся посуда царская. Царь и говорит: «Это что за воры?! Посадить его в темну!»

А жену к нему не пускают. Все кругом караульщики стоят. Ну, она одному дала горсть золота да другому. Ее и запустили к нему на минуточку.

Вот она зашла к хозяину и дала ему турий рожок: «Как поведут тебя на виселицу, так ты в турий рожок засвисти».

Вот повели его на виселицу. Он шаг шагнул и говорит: «Эй, царский сын, отпусти меня турьим рожком зареветь!» – «Реви». Он заревел и говорит: «Простите, весь народ и весь белый свет!» Опять шаг шагнул и