густой лес, долго ходил – наконец увидел: кормит львица малых львенков, хотел ее застрелить;
говорит она человеческим голосом: «Не стреляй меня, Иван-царевич, не делай моих детушек сиротами; лучше скажи: что тебе надобно?» – «Мне нужно твоего молока». – «Изволь, еще одного львенка в придачу дам». Царевич надоил молока, взял львенка, идет домой. Змея Горыныча увидал, говорит царевне: «Твой брат идет, львенка несет», – и стал выдумывать, как бы его уморить. Думал-думал, наконец, выдумал послать его в тридесятое государство; в том царстве есть мельница за двенадцатью дверями железными, раз в год отворяется – и то на короткое время; не успеешь оглянуться, как двери захлопнутся. «Пусть-ка попробует, достанет из той мельницы мучной пыли!» Вымолвил эти речи и оборотился ухватом; царевна кинула его под печку. Иван-царевич вошел в комнату, поздоровался и отдал сестре львиное молоко; опять собаки почуяли змеиный дух, бросились под печку и начали ухват грызть. «Ах, братец, уймите вашу охоту; еще разобьют что-нибудь!» Иван-царевич закричал на собак; они улеглись под столом, а сами всё на ухват смотрят да злобно рычат.
К утру расхворалась царевна пуще прежнего, охает, стонет. «Что с тобой, сестрица? – спрашивает брат. – Али нет от молока пользы?» – «Никакой, братец!» – И стала его посылать на мельницу. Иван-царевич насушил сухарей, взял с собой и собак и зверей своих и пошел на мельницу. Долго прождал он, пока время настало, и растворились двенадцать железных дверей; царевич взошел внутрь, наскоро намел мучной пыли и только что успел выйти, как вдруг двери за ним захлопнулись, и осталась охота его на мельнице взаперти.
Иван-царевич заплакал: «Видно, смерть моя близко!»
Воротился домой; Змей увидал, что он один, без охоты идет. «Ну, – говорит, – теперь его не боюсь!» Выскочил к нему навстречу, разинул пасть и крикнул: «Долго я до тебя добирался, царевич! Уж и ждать надоело; а вот-таки добрался же – сейчас тебя съем!» – «Погоди меня есть, лучше вели в баню сходить да наперед вымыться». Змей согласился и велел ему самому и воды натаскать, и дров нарубить, и баню истопить. Иван-царевич начал дрова рубить, воду таскать. Прилетает ворон и каркает: «Кар-кар, Иван- царевич! Руби дрова, да не скоро; твоя охота четверо дверей прогрызла». Он что нарубит, то в воду покидает. А время идет да идет; нечего делать – надо баню топить. Ворон опять каркает: «Кар-кар, Иван- царевич!
Топи баню, да не скоро; твоя охота восемь дверей прогрызла». Истопил баню, начал мыться, а на уме одно держит: «Если б моя охота да ко времени подоспела!» Вот прибегает собака; он говорит: «Ну, двоим смерть не страшна!» За той собакой и все прибежали.
Змей Горыныч долго поджидал Ивана-царевича, не вытерпел и пошел сам в баню. Выскочила на него вся охота и разорвала на мелкие кусочки. Иван-царевич собрал те кусочки в одно место, сжег их огнем, а пепел развеял по чистому полю. Идет со своею охотою во дворец, хочет сестре голову отрубить; она пала перед ним на колени, начала плакать, упрашивать. Царевич не стал ее казнить, а вывел на дорогу, посадил в каменный столб, возле положил вязанку сена да два чана поставил: один с водою, другой – порожний. И говорит:
«Если ты эту воду выпьешь, это сено съешь да наплачешь полон чан слез, тогда Бог тебя простит и я прощу».
Оставил Иван-царевич сестру в каменном столбе и пошел с своею охотою за тридевять земель; шел- шел, приходит в большой, знатный город; видит – половина народа веселится да песни поет, а другая горючими слезами заливается. Попросился ночевать к одной старушке и спрашивает: «Скажи, бабушка, отчего у вас половина народа веселится, песни поет, а другая навзрыд плачет?» Отвечает ему старуха: «О- ох, батюшка! Поселился на нашем озере двенадцатиглавый змей, каждую ночь прилетает да людей поедает; для того у нас очередь положена – с какого конца в какой день на съедение давать. Вот те, которые отбыли свою очередь, веселятся, а которые – нет, те рекой разливаются». – «А теперь за кем очередь?» – «Да теперь выпал жребий на царскую дочь: только одна есть у отца, ту отдавать приходится. Царь объявил, что если выищется кто да убьет этого змея, так он пожалует его половиною царства и отдаст за него царевну замуж; да где нынче богатыри-то? За наши грехи все перевелись!»
Иван-царевич тотчас собрал свою охоту и пошел к озеру, а там уж стоит прекрасная царевна и горько плачет. «Не бойся, царевна, я твоя оборона!» Вдруг озеро взволновалося-всколыхалося, появился двенадцатиглавый змей. «А, Иван-царевич, русский богатырь, ты сюда зачем пришел? Драться али мириться хочешь?» – «Почто мириться? Русский богатырь не затем ходит», – отвечал царевич и напустил на змея всю свою охоту: двух собак, волка, медведя и льва. Звери вмиг его на клочки разорвали. Иван-царевич вырезал языки изо всех двенадцати змеиных голов, положил себе в карман, охоту гулять распустил, а сам лег на колени к царевне и крепко заснул. Рано утром приехал водовоз с бочкою, смотрит – змей убит, а царевна жива, и у ней на коленях спит добрый молодец. Водовоз подбежал, выхватил меч и снес Ивану-царевичу голову, а с царевны вымучил клятву, что она признает его своим избавителем. Потом собрал он змеиные головы и повез их к царю; а того и не знал, что головы-то без языков были.
Ни много ни мало прошло времени, прибегает на то место охота Ивана-царевича; царевич без головы лежит. Лев прикрыл его травою, а сам возле сел. Налетели вороны с воронятами мертвечины поклевать; лев изловчился, поймал вороненка и хочет его надвое разорвать. Старый ворон кричит: «Не губи моего детенка; он тебе ничего не сделал! Коли нужно что, приказывай – все исполню». – «Мне нужно мертвой и живой воды, – отвечает лев, – принеси, тогда и вороненка отдам». Ворон полетел, и солнце еще не село – как воротился и принес два пузырька, мертвой и живой воды. Лев разорвал вороненка, спрыснул мертвой водой – куски срослися, спрыснул живой водой – вороненок ожил и полетел вслед за старым вороном. Тогда лев спрыснул мертвою и живою водой Ивана-царевича; он встал и говорит: «Как я долго спал!» – «Век бы тебе спать, кабы не я!» – отвечал ему лев и рассказал, как нашел его убитым и как воротил к жизни.
Приходит Иван-царевич в город; в городе все веселятся, обнимаются, цедуются, песни поют. Спрашивает он старуху: «Скажи, бабушка, отчего у вас такое веселье?» – «Да вишь, какой случай вышел: водовоз повоевал змея и спас царевну; царь выдает теперь за него свою дочь замуж». – «А можно мне посмотреть на свадьбу?» – «Коли умеешь на чем играть, так иди; там теперь всех музыкантов принимают». – «Я умею на гуслях играть». – «Ступай! Царевна до смерти любит слушать, когда ей на гуслях играют».
Иван-царевич купил себе гусли и пошел во дворец. Заиграл – все слушают, удивляются: откуда такой славный музыкант появился? Царевна наливает рюмку вина и подносит ему из своих рук; глянула и припомнила своего избавителя; слезы из глаз так и полились. «О чем плачешь?» – спрашивает ее царь. Она говорит: «Вспомнила про своего избавителя». Тут Иван-царевич объявил себя царю, рассказал все, как было, а в доказательство вынул из кармана змеиные языки. Водовоза подхватили под руки, повели и расстреляли, а Иван-царевич женился на прекрасной царевне.
На радостях вспомнил он про свою сестру, поехал к каменному столбу – она сено съела, воду выпила, полон чан слез наплакала. Иван-царевич простил ее и взял к себе; стали все вместе жить-поживать, добра наживать, лиха избывать.
Братья-вороны
Были-жили царь и царица. У царя было двенадцать сынов. А царица была тяжола. Царь и говорит: «Как ты родишь дочь, то, как я помру, сыновья все возьмут, а дочь бедовать пойдет. Лучше я сделаю двенадцать гробов, двенадцать гробов для двенадцати сынов, и как родишь дочь – я убью сынов».
Стала тут царица плакать. Плачет и плачет. Сыновья выспрашивают: «Пошто, мама, плачешь?»
Она повела их в потайную комнату. А там стоят двенадцать гробов, двенадцать гробов для двенадцати сынов: «Это как рожу я девушку, вас отец убьет.
А вы, детушки, идите в дремучий лес, и один пущай на дереве сидит – смотрит: как я рожу девушку, то повешу красный флаг, а как парня, так белый флаг. Как белый флаг, то домой идите, а как красный флаг, то прочь бегите».
Вот она родила девушку, выкинула красный флаг. Они и ушли далеко. Взошли в лес, состроили избушечку, стали жить. А царица все сундук открывает, вынимает шитые двенадцать рубашечек, плачет, плачет. А девушка спрашивает: «Пошто, мама, плачешь?»
А она молчит. Нашла раз девушка потайную комнату, стоит в ней двенадцать гробов. Девушка и говорит: «Пошто, мама, плачешь? Пошто в комнате двенадцать гробов, пошто в сундуке двенадцать рубашечек, а ни одного братца нет?» Тут ей мать все рассказала. Ну, девушка и говорит: «Вот, мама, срядишь – пойду и не срядишь – пойду братьев искать».