«А вот пойдем вместе в лес, я срублю удилища и буду удочки вам ладить». И вот они рады: «О, Семен, мы пойдем с тобой удилища вырубать!»
Шли-шли, отошли далеко в лес – и жалко было повару колоть, что он горькими слезами плакал. Они вперед бегут, он сзади. Они заметили: «Что ты, Семен, так плачешь, кого ты жалеешь?» – «Вот что я вам скажу: вы вот не послушали, в кухню вы ко мне зашли, съели голову и потроха куриные, и вот за это вам наказание: велела ваша мать зарезать вас и вынимать голову и потроха».
У повара дома были щенята маленьки, постельны, только родились. Дети стали его просить: «Семен, оставь ты нас, мы тебе сгодимся не сёдни-завтра».
Санька в то же время, будто горло перехватило, харкнул – посыпалось золото, плюнул – посыпалось серебро:
«Семен, снимай пальто да расстилай. Мы тебе капиталу сейчас достанем!»
Семен пальто снял да расстелил, и давай Санька харкать да плевать. Такую копну нахаркал, что едва Семен поднял. А присоветовали Семену дети, что «у тебя есть щенята, ты заколи щененка да приготовь потроха и мозги, будто за голову куричью, и принеси приказчику, и накорми его, а мы пойдем в чисто поле, в широкое раздолье».
Семен согласился на это мнение, едва-едва унес золото-серебро, унес в сусек-амбар, высыпал. Приколол двух щенят и приготовил мозгов и потроха. И принес прямо в магазин приказчику. Приказчик с аппетитом закусил. И не делатся приказчик царем, и харкает – золото не вылетат, плюнет – серебро не сыпется. И думат: «Что такое это?» Приезжает Иван из-за границы с товаром – детей нету. «Что тут будем теперь говорить?» Говорит жена приказчику: «А вот скажем: ходили в лес по ягодки и заблудились, и вот никак не можем найти».
То же в одно и повару так наказали.
Иван приезжат – встречать некому. Взял им за границей костюмы хорошие, большие уже они стали. В первую очередь забегат в магазин и спрашиват свою хозяйку: «Где Петя и Саня, почему меня не встречают?» Хозяйка Ивану отвечат: «Эх, Ваня, что сделалось: пошли мы все <...> в лес погулять, и сделалась буря, и почему-то они вперед нас ушли, мы не могли догадаться и полмесяца искали. И сколько я искала, сколько капиталу истратила, ну, и посейчас ищем, и даже костей-то не можем найти!» Иван, его как обмороком сшибло, и горькими он слезами заплакал и не мог ни запить, ни заись. И все только чижало повздыхивал, жалел своих детей.
Дети пошли от повара по одной дорожке. Шли-шли, вышли две дорожки. Как раз на росстанье стоит столбик. На столбике написано: «Кто по правой дорожке пойдет, тот будет царем, кто по левой пойдет, тот прекрасную Марфиду-царевну взамуж возьмет». Петя и говорит: «Я пойду по правой дорожке. Я съел голову, не буду ли я царем?» – «А я, – Саша говорит, – пойду по левой дорожке, не возьму ли я Марфиду- царевну взамуж, потому что у меня капитал в брюхе сидит». И вот Петя раскрыл все свои карманы, попросил: «Саша, ты дай мне капитала!»
И он ему наплевал, нахаркал во все карманы, дал золота и серебра. У Пети ишо был <...> платочек, растянул – он ишо ему добавил. Платочек завязал в узелок, распростился и пошел.
Петя шел-шел и вышел куда-то в город. Народ идет и едет все какой-то тумной из себя, невеселый. Петя все присматриват: почему народ невеселый? Стоит избушка худенька. Подходит он к этой избушке и смотрит в окошко. Сидит там одна старушка. Просится он у этой старушки: «Баушка, можно у тебя чайку попить?»
Старушка на то ему отвечает: «Если ты не брезгаешь, то заходи в мое житье».
Петя зашел, разговорился со старушкой: «Ну что, баушка, нет ли у тебя что поесть?» – «Вот за душой одна краюшка хлеба. Живу я одна здесь. Дети были, пошла новая жисть, республика, все меня бросили. Я – ковды сыта, когда голодная – так и мучусь». – «А что же, баушка, у вас есть лавки, магазины, базары? Купить что можно?» – «Все есть, дитятко, – отвечает бабушка, – только очень все дорого!» – «Это ничего, что дорого!» – Петя отвечает ей. Спускат Петя руку в карман, вытаскиват золота и серебра, подает баушке: «Баушка, сходи вот, что надо, то и купи. А пока я шибко есть захотел – твою краюшечку погрызу».
Старуха обрадовалась, взяла корзину, убежала на базар. Набрала разной разности, закуски, и прикуски, и выпивки, всё. И такая верная старушка была: сколько осталось капиталу, сдачу принесла. И десять копеек просит у Пети: «Дай мне, Петя, десять копеек, один гривенник. Завтра в Казанском соборе публика собиратся. У нас вот уже двенадцать дён – и завтра последний день будет, у нас сейчас стоит республика – выбирают государя. Месяц-два потерпят – опять столкнут: неладно правит, – это старуха Пете рассказывав – Тепере уж народ решил: так выбрать не могут, а вот кто [воскову] свечу купит и у кого она зажгется сама собой, тот и будет царем. Вот завтра публика большая будет собираться». – «Дак, бабинька, и мне, поди, можно сходить в Казанский собор?» – «Да пошто же не можно! Человек молодой, сходите, публику посмотрите – публики будет много!» – «Дак вот тебе, баушка, ты сдачи чего принесла и мне не сдавай». – «Да что ты, дитятко, как мне много даешь?» – «Ничего, баушка, тебе годится, а у меня есть да и будет».
И вот переночевали, утром встали, чайку попили и пошли в Казанский собор, в церкву. Публики очень много было. Первы свечки брали бояре, военные, князья, министры, губернаторы, потом простонародье, гражданины все, вопче, – ни у кого свечки сами не горят.
Пробивались старуха с этим с Петей, кой-то как пробились. У Пети платочек, узелочек в руках с собой. Старуха гривенничек дает, а Петя весь узелок развязал и кладет старосте на свечку. Церковный староста не мог сообразить, не мог сосчитать, каку свечку давать, сдачу ли давать. Все дела спутал. Когда пригласил священника староста и сосчитали, всех более свечка попалась Пете, никто таких не брал, всех дороже. Только староста подал в руки Пете свечу – и свеча у Пети вспыхнула сама. Народ весь заговорил, зашептался: откудова такой юнош явился? И вот ни у кого свечка не горела, у него именно загорела. Затеплили все от этой свечки вся публика свои свечки, взяли иконы в храме и вышли на улицу, подул ветерок – у всех свечки угасли, а у Пети не угасла. Округом храма обошли, а у Пети все не гаснет. Не уверились, не убедились раз, второй раз так стали делать – все равно. И на третий раз – публики тут ишо больше понабиралось – точно так же!
Все преклонились к Пете. Петю взяли и повели на престол: «Да ты откуда у нас взялся такой вьюнош? Да ты все-таки крещеный, православный?»
Ну, он им всю свою жизнь рассказал. «Ставите меня царем, дак я могу только подписывать – решать должен народ».
Ну и вот, хорошо пошло царство. Народ что решит – Петя подпишет. Жизнь пошла – все права и законы хорошие: народ расцвел, светлый стал.
Правитель же есть. Каки недостатки – займыват за границей, народ снабжат и просто живет – ну, пан королю!
Тот Саня как мучится – будем про другого брата говорить.
Петя и думат: «Я-то хорошо живу, а где Саня, мой дорогой брат, жив ли он?»
Саня таким же способом шел, вышел край городу, и стоит худенькая избушка. Таким же способом попросился он переночевать. В избушке жила старушка. Старушка-то была хитровата. Он зашел к старушке, переночевал, всю ночь разговаривали. Он и спрашивает: «Кто у вас тут царствует?» Старушка ему отвечает: «У нас царствует Марфида-царевна; она очень из себя видная, очень красивая – ни в сказке сказать, ни пером написать, но только на картинке срисовать!» Ладно. Саня говорит: «А нельзя ли ей, баушка, предложение сделать, посвататься?» А старуха эта была вхожа к Марфиде-царевне. Старуха говорит: «Это можно, я могу сходить».
Вот поутру встает Саша, пишет письмецо и отправляет старушку с письмецом к Марфиде-царевне.
На ей же, на этой Марфиде Прекрасной, сватался Маркобрун-богатырь. Она и за него не пошла, потребовала какого-то капиталу большого.
Ладно. Старушка письмо взяла, унесла Марфиде-царевне. Марфида-царевна это письмо взяла, как прочитала – все члены у ней оторвались и упали. И Марфида-царевна письмо разорвала, старуху подозвала и стала ей говорить: «Что ты, с каким волшебством мне <...> письмо принесла? Ковды на мне сватался Маркобрун-богатырь, я и то отказала, а ты с каким-то письмом навязалась! Где же твой жених? Как бы на него посмотреть?»
Марфида-царевна ответ велела написать, чтоб его посмотреть. Пришли они. И вот очень поглянулся Марфиде-царевне Саня, всей бы душой вышла за него. Ну и спрашивает [Саню]: «Что же ты, какую милость